Рональд Кларк - Рождение бомбы

Начав работу с тяжелой водой, коллектив Жолио-Кюри убедился, что перспективы у него неутешительны. Тогда министр вооружения Дотри решает послать в Англию с секретной миссией лейтенанта Аллье, еще гордого своим успехом в Норвегии. Аллье снабдили рекомендательным письмом от П. Монтеля, директора франко-британской миссии при французском министерстве вооружения, к д-ру Гафу. возглавлявшему тогда научные исследования при британском военном ведомстве. Миссия Аллье преследовала две цели. На первом месте стояло намерение привлечь внимание англичан к работам, проводимым под большим секретом коллективом Жолио- Кюри в Коллеж де Франс, и указать на возможность использования их для нужд военного времени. Одновременно Аллье должен был подчеркнуть опасения французов, что немцы ведут работы в том же направлении. Второй его задачей была подготовка к налаживанию обмена научной информацией по ядерным проблемам между британским и французским правительствами и постоянного научного сотрудничества с целью совместной разработки этих проблем.

Аллье немедленно вступил в контакт с Кокрофтом, в то время возглавлявшим научные исследования при министерстве снабжения, Томсоном и Олифантом. Кокрофт согласился с тем, что обмен информацией по вопросам, о которых говорил Аллье во время своего визита, следует установить и желательно через Жолио-Кюри и его самого. Правда, на следующий день, присутствуя на заседании в Королевском обществе, Аллье столкнулся с некоторым скептицизмом среди британских ученых по отношению к использованию тяжелой воды.

Визит Аллье, однако, привел и еще к одному важному результату. Кокрофт предоставил своему гостю возможность встретиться с Тизардом и д-ром Паем, тем самым, который почти за год до этого помогал Томсону получить окись урана. Аллье дал им список немецких ученых, которые могли бы активно участвовать в ядерных исследованиях. Было бы полезно, предложил он, проверить, продолжали ли эти профессора работать в своих университетах или они уже были как-то перегруппированы, не сформировал ли противник свой собственный «Мауд Комитти».

Тизард, хотя и был в то время настроен скептически к тому, что немцы интересовались ураном, все же согласился дать соответствующее задание разведывательным органам. Министерству снабжения было приказано начать тщательное изучение возможных радиационных эффектов от урановой бомбы, если бы она была сброшена на большой британский город.

Во внимание принималось не только ядерное оружие в том смысле, как оно понимается сейчас. Допускалась возможность, что противник мог тем или иным способом рассеивать радиоактивные ядовитые вещества. Поэтому во время больших налетов в конце года все воронки от бомб проверялись с помощью гейгеровских счетчиков на радиоактивность. Опасения, что противник мог пустить в ход такие средства, существовали до самого конца войны и особенно были велики в 1942 и 1943 гг., когда немецкая хвальба новым «секретным оружием» достигла своего апогея. Па всякий случай было изготовлено некоторое количество приборов для обнаружения излучений, но это держалось в строжайшем секрете из-за опасения породить напрасную тревогу.

Весной 1940 г., когда впервые серьезно рассматривалась возможность использования немцами какого-то ядерного оружия, были приняты некоторые меры, касающиеся и самого урана. Следует вспомнить о переговорах, начатых между Сеиьером и французами летом 1939 г., относительно снабжения Коллеж де Франс урановой рудой. Эти переговоры были близки к успешному завершению, когда в июле 1940 г. Францию оккупировали немцы. Вне зависимости от переговоров англичане в апреле предприняли некоторые шаги для получения от бельгийцев урана, запасы которого, имевшиеся в самой Бельгии, находились на путях германского продвижения на запад. Выли приняты некоторые меры, чтобы эти запасы не попали в руки противника.

Лейтенант Аллье возвратился во Францию, а комитет Томсона занялся разрешением трех отдельных, но взаимосвязанных проблем. Во-первых, следовало получить больше сведений относительно самого ядра урана, так как от этого зависел успех в создании урановой бомбы вообще и, в частности, определение размеров уранового взрывчатого заряда. Фриш и

Пайерлс в Бирмингамском университете усиленно работали над определением сечения захвата уранового ядра. Было очень важно знать степень точности этого определения. Требовалось также убедиться в справедливости многих других основных характеристик ядра — непостижимо крошечного комочка частиц, плотно удерживаемых вместе внутриядерными силами.

Во-вторых, надо было исследовать невероятно сложную картину: что же происходит при многомиллионократном повторении процесса деления, которое в ничтожную долю секунды должно высвободить чудовищную энергию? Предмет исследования был таков, что за разрешение его могли взяться только физики-ядерщики, в совершенстве знающие математику.

Третьей была проблема отделения от тысячи атомов природного урана таких семи атомов, которые содержат 143, а не 146 или 142 нейтрона, заключенных в ядре,— атомов, и химически и во всех других отношениях, за исключением внутреннего строения, подобных остальным 993 атомам.

Решение этих трех главных проблем, а также множества других, менее значительных, требовало денег, соответствующих условий и людей. Нужно было закупать уран и всевозможное оборудование, выплачивать жалованье персоналу, находить лабораторные площади, печатать материалы, неофициально договариваться с университетскими руководителями и т. д. И все это организовывать без ущерба для других разработок военного ведомства, не вызывая у случайных свидетелей и тени подозрений о том, что физики-ядерщики включились в военные исследования. Ощущалась также острая нужда в ученых.

Именно в процессе подбора научных кадров, кажется, впервые легла еще слабая тень на все ядерное предприятие. Слово «кажется» употреблено потому, что свидетельства противоречивы — ведь с 1940 г. прошло более двадцати лет; некоторые участники уже умерли; теперь больше ученых, чем тогда, желают, чтобы «дух» ядерного деления был загнан обратно в ту бутылку, из которой его освободили.

В 1945 г., вскоре после окончания войны с Японией, Чедвик, говоря об исследовательских работах, связанных с бомбой в военное время, заметил, что некоторые из его людей были «не склонны участвовать...» Он, по-видимому, имел в виду тот период, когда возможность изготовления бомбы была уже практически доказана. Конечно, в то время не было никаких прямых отказов от работы в проекте «Мауд Комитти». Томсон утверждает, что он не помнит ни одного такого случая...

Макс Борн из Эдинбурга, автор классических трудов об атоме, казалось, наиболее подходящий кандидат для работы по созданию бомбы, не принимал в ней участия. «Лично меня никогда прямо не приглашали войти в какой-либо из коллективов, работавших над ядерным делением, диффузионным и электромагнитным разделением изотопов и т. п.,— говорит он.— Мои коллеги знали, что я был противником участия в военных разработках, характер которых казался мне ужасным. Моя жена — по своим убеждениям квакер и законченная пацифистка. Про себя не могу сказать, что я в то время был пацифистом, так как от всего сердца желал сокрушения Гитлера. Но все же я никогда не мог примириться с массированными, так называемыми «ковровыми» бомбежками городов, которые означали массовое убийство беззащитных людей, женщин и детей...» Это было, исключая бескомпромиссный пацифизм, одним аспектом того комплекса ощущений, которые делали работу над бомбой морально сомнительной. Другими являются слова молодого физика, который сначала испытывал определенное чувство недоверия, но потом подавил его. Теперь же он говорит, что «не особенно гордится своим участием в работе над бомбой». И. Винер тремя годами позднее, когда американцы значительно продвинулись вперед в изготовлении бомбы, оценивая позицию Соединенных Штатов, сказал: «Вначале я не располагал точными сведениями о том, что делалось в «Манхэттенском проекте» но пришло время когда или я, или любой другой активный ученый в Америке мог пожалеть об участии в такой работе. Даже тогда мы еще неясно представляли цели этого проекта, предполагая, что он связан с применением радиоактивных изотопов как ядовитых веществ. Мы опасались оказаться в положении людей, создающих такое оружие, которое международная мораль и благоразумие не позволят использовать... Даже когда разрабатывалась ядерная взрывчатка, нам далеко не все было ясно в отношении возможностей бомбы и моральных проблем, которые вставали в связи с ее использованием. Я был твердо убежден по крайней мере в одном, что был бы наиболее счастлив нс разделять никакой ответственности за ее изготовление и последующее применение».