Юрий Борисов - Дипломатия Людовика XIV.

Возникли у Нуантеля и неприятности на религиозной почве. Визирь отдал грекам под охрану Святые места в Иерусалиме. Это был удар по французскому престижу на Востоке. Людовик XIV требовал от султана пересмотра решения. Безуспешно. Нуантеля, казалось, преследовал рок. Султан вернул Константинополю статус столицы, и у посла возникли проблемы, связанные с этикетом. От француза хотели, чтобы он был столь же невзыскательным и сговорчивым, как другие его коллеги. Визирь ссылался на пример английского посла. Когда тот прибывал в Константинополь морем, турки без какой-либо необходимости заставляли корабль совершать невероятные маневры. Султан и его приближенные как зрители на спектакле наблюдали за тем, как судно боролось с течением Босфора, с трудом преодолевая его могучую силу. Другой пример. Англичанина в кресле несли на руках носильщики. Турки считали такой способ передвижения «недостойным мужчины». Визирь любил говорить, что он бы с большим удовольствием сломал убогое кресло, которое называл «клеткой». Не в пример Нуантелю, посол владычицы морей терпеливо сносил оскорбления. Не проявлял требовательности в вопросах национального престижа и резидент Голландии. На приеме у визиря он склонялся до пола. Парик почти падал с головы. В таком весьма неудобном положении голландец произносил речь, пока наконец ему не давали стул. Еще более грубо турецкие власти обращались с представителями европейских государств — вассалов султана. При малейшем недовольстве их арестовывали и бросали в Семибашенную тюрьму.

Осложнения возникли и у Нуантеля, когда 2 мая 1677 года он явился на прием к визирю. Как обычно, софа — возвышение, покрытое ковром, — помещалась в углублении стены. Посол и визирь сидели на табуретах одной высоты, а переводчики стояли рядом, другие присутствующие размещались за ними. Но место Нуантеля оказалось вне софы. Традиция была нарушена. Посол сам поставил табурет на возвышение. От возбуждения он говорил таким громким голосом, что его слышали в соседней комнате, где находился визирь. Переводчик Маврокордато пытался успокоить разгневанного аристократа. Напрасные усилия! Тогда грек заявил, что это визирь приказал поставить табурет рядом с софой. Посол действовал решительно: он покинул дворец.

Фактически дипломатические отношения были прерваны. И Нуантелю пришлось уступить. Он согласился на новую аудиенцию на ранее отвергнутых условиях: дипломат сидел ниже визиря. Уступка посла была плохо принята Людовиком XIV. Но особый гнев вызвали сведения о том, что Нуантель брал взятки у французских торговцев. Король перестал писать послу. Он оставлял его депеши без ответа, порвав со своим представителем всякие связи. Молчание Версаля длилось более 11 месяцев. Посол дрожал от страха. Он писал государственному секретарю по иностранным делам письмо за письмом. Посылал льстивые послания Людовику XIV, но они оставались без ответа 15.

Только в январе 1678 года Нуантель получил письмо от Помпона. Министр сообщил, что король осудил «налоги», взимаемые послом с марсельских торговцев, и особенно был возмущен тем, что Нуантель прибегал к помощи турецких властей. Марсельцы вообще представили дело так, что Нуантель разрушал торговлю Франции с Турцией.

Сложилась парадоксальная ситуация, невиданная в истории международных отношений. Людовик XIV «сослал» в Константинополь не угодившего ему посла. «Ссылка» — у турок! Король не отзывал дипломата, он просто «забыл» о нем, бросив на произвол судьбы. Нуантель не получал ни приказов, ни инструкций, ни новостей из Франции, а главное — не получал денег. Он полностью находился на содержании у кредиторов, которые все еще не потеряли надежду вернуть свои деньги.

В Константинополе распространялись грубые пасквили на Нуантеля. Ему угрожали всяческими бедами. Иностранные дипломаты отдалились от французского посла, не поддерживали с ним никаких контактов. Немилость короля ввергла его представителя в отчаяние. Он оказался в полной изоляции. «Я боюсь, что для меня больше нет солнца» 16, — писал посол 29 апреля 1678 года Помпону.

Нуантель с нетерпением ждал замены. Каждый французский корабль, приходивший в Константинополь, он встречал с надеждой. Наконец-то свобода! Он сможет уехать! Но разочарование следовало за разочарованием. Проходили недели, месяцы... Положение Нуантеля становилось невыносимым. Доверие к нему было окончательно подорвано. Он видел вокруг себя только кредиторов — без пощады и возможных заимодавцев — без уважения. Сердце посла обливалось кровью, когда он распродавал свою неповторимую коллекцию — картины, рисунки, произведения из мрамора, шедевры ремесленников, с трудом находившие покупателей в Турции. Торговая палата Марселя выплатила ему деньги на несколько месяцев вперед. А жалованье от короля так и не поступало. Жить было не на что. Нищета посла бросалась в глаза в Константинополе. Ему грозили судебными преследованиями. Избежать полного финансового краха Нуантелю удалось только чудом: он продал несколько сохранившихся у него дорогих вещей. Но банкротство неумолимо приближалось. Перед дипломатом встала ужасная перспектива бесчестия и бедности.

Посол вынужден был бежать в деревню в окрестностях Константинополя. Оттуда он писал Помпону 28 июня 1678 года: «Я больше не знаю, что я собой представляю. Словно чума держит меня в четырех часах езды от Константинополя. Голод, отсутствие средств к существованию атакуют меня каждое мгновение... Я не могу даже уволить большую часть моих слуг, потому что мне нечем им заплатить». Все еще надеясь смягчить гнев короля, Нуантель направлял Людовику XIV полные подобострастия письма: «Я счастлив тем, что, согласно восточному выражению, голова моего господина — здоровая, он продолжает управлять четырьмя частями света благодаря своему авторитету и своему примеру. Пусть же он побеждает всегда, обрекая на гибель своих врагов, и пусть Господь, дав ему долголетие наших предков, сохранит его власть до дня Страшного суда» 17.

Выражения рабской преданности Нуантель дополнил перечнем своих заслуг: возобновление капитуляций; уменьшение сборов с французских товаров; привилегии коммерсантам и религиозным миссиям на Востоке; расширение прав католической церкви в турецкой империи. Но и это письмо не разжалобило короля. До приезда из Франции нового посла оставался еще год. Нуантелю помогали капитаны французских торговых кораблей, особенно если им удавалось выгодно продать свои грузы. В Константинополе торговцы выплачивали ему по 50 экю в неделю. На эти жалкие подачки и жил французский дворянин. Нищий в роскошном дворце, окруженный бесценными произведениями искусства, но не имевший дров для отопления. И, тем не менее, посол упорно работал. Не получая никаких поручений от короля и Помпона, он регулярно направлял свои донесения в Париж. Его письма представляют большой интерес. Нуантель стремился не ограничиваться внешними признаками событий и людей, он проникал в души, в характеры турецких государственных деятелей, рвал паутину интриг, злых умыслов, которую они мастерски плели. Он, например, ставил вопрос, который представлял для французской дипломатии практический интерес: убьет ли султан, как это не раз случалось в Оттоманской империи, своих братьев, страшась конкуренции с их стороны? Советники султана напоминали о «традициях» и толкали к братоубийству как к необходимому якобы средству упрочения трона. Нуантель располагал сведениями по этому более чем щекотливому вопросу.