Марина Могильнер - Новая имперская история Северной Евразии. Часть II

Так Петр I, стремясь насадить «регулярное» (камералистское) государство, создавал одну кризисную ситуацию за другой, вызывая сопротивление различных элементов московской «пороховой империи», обширность и «имперскость» которой покоилась на недосказанности и неопределенности отношений подчинения и зависимости. Благодаря решительному применению насилия в масштабах, превосходивших возможности не менее его склонных к насилию оппонентов, Петру в целом удалось навязать более однозначные и жесткие правила подчинения царской (и государственной) власти. Но что означал новый имперский статус России (помимо обратного перевода на латынь ее прежнего царского статуса), и в чем заключалась цель существования складывающегося современного государства, оставалось неясным. Сам Петр довольно туманно формулировал миссию Российского государства, оставив эту задачу наследникам, которых он сам так и не назначил.

Указ Петра I от 5 февраля 1722 г. о наследовании престола впервые законодательно регламентировал правила передачи монаршей власти в этой части Евразии. Последовательно проводя линию на создание публичного политического института государства, отдельного от частного владения верховной властью семьей князя или царя, Петр отменил наследственное право на трон. Наследник должен был назначаться действующим правителем на основании принципа личной годности, вовсе не обязательно из числа его родственников — подобно тому, как это некогда было принято в Византии. Только в отличие от Восточной Римской империи (как и Западной), назначенный наследник в России даже не обязательно должен был быть мужчиной. Впрочем, Петр I скоропостижно умер в январе 1725 г. в возрасте 52 лет, не успев воспользоваться собственным указом и назначить наследника.

На протяжении последующих 37 лет на российском престоле сменились шесть императоров, большей частью в результате дворцовых переворотов (всего их пришлось восемь на этот период). После смерти Петра два года правила его вторая жена Екатерина I (урожденная Марта Самуиловна Скавронская, дочь ливонских — литовских, латышских или эстонских — крестьян); после ее смерти, в 1727–30 гг. — внук Петра I, подросток Петр II (Алексеевич); в 1730–40 гг. — дочь сводного брата и соправителя Петра I, Анна Иоанновна; один год императором считался младенец Иван VI (Иоанн Антонович), внучатый племянник Анны; в 1741–1761 гг. страной правила младшая дочь Петра I и Екатерины I, Елизавета Петровна; после ее смерти около полугода императором был внук Петра от другой дочери, Петр III (урождённый Карл Петер Ульрих Гольштейн-Готторпский), которого в 1762 г. сместила с престола его жена Екатерина II (урождённая София Августа Фредерика Анхальт-Цербстская), уже не имевшая вообще никаких родственных связей с династией Романовых. Череду дворцовых переворотов традиционно (и, в общем, справедливо) связывают с двусмысленностью петровского указа о престолонаследии, многократно расширившего круг относительно законных кандидатов на трон. Таким образом, соперничающие аристократические группировки и целые социальные слои (например, гвардия или служилое дворянство) получили возможность добиваться определенных политических целей путем воцарения на престоле «своего» кандидата, часто в результате переворота. Результатом такого стихийного утверждения соревновательной политики стала, конечно же, возросшая нестабильность правления (впрочем, вряд ли намного большая, чем кадровый произвол и законодательный раж абсолютных монархов вроде Петра I, правивших по нескольку десятилетий).

Куда важнее, однако, стало появление самой обратной связи законодателя и подданных, позволявшей корректировать государственный курс в соответствии с интересами наиболее влиятельных социальных сил. По сути, на протяжении второй трети XVIII века происходило приспособление камералистской модели нового государства Петра к реалиям России, унаследовавшей от Московской «пороховой империи» обширные территории и разношерстное население разной степени интегрированности. Эпоха дворцовых переворотов XVIII века позволила заложить основы Российской империи как современного по типу государства — методом проб и ошибок, но зато наиболее экономным путем поиска наименьшего сопротивления (очередной переворот, как правило, знаменовал смену доказавшего непопулярность курса). Отличительной чертой этого процесса самоорганизации современного (во всяком случае, модернизирующегося) имперского государства являлось сохранение исходного камералистского мировоззрения даже оппонентами петровских преобразований.

Все началось с создания в феврале 1726 г. (спустя год после смерти Петра I) по указу его вдовы, императрицы Екатерины I, Верховного тайного совета — фактически, правительства страны, в который входили семь-восемь высших сановников петровского времени. Традиционно Верховный тайный совет воспринимался историками как воплощение олигархического ( греч . oligarchía — власть немногих) правления высшего слоя аристократии. Собственно, нет ничего неожиданного в том, что управление страной в начале XVIII в. оказалось сосредоточенным в руках группы аристократов; гораздо существеннее то, что кажущийся сегодня пережитком средневековья Верховный тайный совет являлся новейшим порождением камералистской доктрины. Тайные советы ( Geheimes Ratskollegium, Geheimes Konseil, Geheimes Kabinett ) являлись стандартным институтом координации нарождающейся бюрократии государем (прежде не соприкасавшимся непосредственно с административной рутиной), чья сакральная власть распространяла теперь ауру таинственности и на деятельность высшего эшелона чиновничества. Так что «Верховный тайный совет» был всего лишь дословным переводом сложившейся немецкой формулы. Причем к 1720-м годам лишь наиболее передовые камералистские режимы успели обзавестись рабочим Geheimes Konseil : так, в Ганновере Тайный совет начинает играть ключевую роль после того, как в 1714 г. курфюрст Георг Людвиг принял британскую корону, фактически передав управление курфюршеством Совету, члены которого назывались «министрами».

Российский Верховный тайный совет начал с выработки детального регламента своей деятельности (совершенно нетипичное занятие для органа аристократической олигархии), а затем сосредоточился на том, чем занимались «тайные советы» и «кабинеты» в немецкоязычных странах: изысканием дополнительных средств для казны и сокращением расходов. Созданное Петром I государство давило непосильным бременем на хозяйство страны, сочетая неэффективные и некомпетентные кадры обширного по тому времени аппарата и избыточную структуру учреждений, во многом дублирующих друг друга в результате непродуманности и непоследовательности реформ Петра. «Верховники» (члены Совета) пытались облегчить это бремя, действуя по трем направлениям: сокращая государственные учреждения и их штат (в том числе — армию и флот), рационализируя систему управления (в том числе сокращая подати и порядок их взыскания) и печатая неполновесные деньги для покрытия текущих расходов. Пересматривая решения Петра I (включая те, что противоречили другим его решениям), Совет формально выступал в роли контрреформатора. Однако, действуя всецело в камералистской логике и в рамках заложенной Петром политической модели, он фактически лишь удалял нежизнеспособные или нереалистичные элементы новой государственной конструкции. Что же потребовало отмены в первую очередь, чем пришлось пожертвовать?