Пауль Хауссер - Войска СС в бою

Танки смываются!

Раздаются крики «Ура!» — теперь уже ликующие, а не ожесточенные, как прежде, наш путь свободен! Очевидно, русские все-таки испугались нашей отчаянной атаки, хотя у нас не было никакого оружия, кроме пистолетов и карабинов.

Однако наша свобода продолжается недолго, снова загромыхал танковый мотор — третий Т-34, который до сих пор стоял справа, скрытый туманом, катит прямо на нас. Все спешат вперед, чтобы уйти с линии огня… В 200 метрах сзади меня снаряд попадает в колонну и сметает все, что оказывается на его пути.

Мы пробираемся по прямо-таки бездонным сугробам, несемся мимо брошенного русского самолета-разведчика, мимо старых позиций и бессчетного количества убитых русских. Наша колонна теперь растягивается на сколько хватает взгляда — тонкая цепочка темных фигур без конца и края, посреди глухой леденящей снежной пустыни.

Появляются новые русские танки, теперь их уже шесть! Мы разбегаемся в стороны друг от друга, чтобы не стать для них привлекательной мишенью. В такой момент больше всего на свете каждый хочет провалиться под землю.

Длинными скачками мы пытаемся попасть под прикрытие холма, но прежде чем это удается, нам еще много раз приходится кидаться в снег. Снаряд попадает в группу справа от нас. Мы еще замечаем, как солдаты бросились на землю, и вот снаряд уже там, прямо посреди них! Бедные парни… Но потом, к нашему удивлению, после того как дым рассеялся, они вскакивают и бегут дальше.

Мы продвигаемся вперед. Время от времени некоторые берут передышку и пытаются утолить жажду снегом. Следуя нашему главному правилу «подальше от основной толпы», мы снова устремляемся в сторону, в ущелье. Оно очень узкое, так что здесь мы практически можем избежать неожиданных ударов. Теперь изнеможение сказывается и на нас. У меня начинает сводить судорогой ноги, и это мешает идти. Один армейский ефрейтор встал рядом со мной, как будто так и надо. «Господин фельдфебель, может, дальше вместе пойдем?» — «Почему бы и нет». Мимо меня пробегают один за другим мои товарищи. «Эй, Ганс, не сиди!» — «Потом не догонишь!» — «Эй, это наш? Нужно его взять, а то он так здесь и останется!» — «Да нет, оставьте, — машу я всем, — мы сейчас пойдем, только немного передохнем».

И потом снова трогаюсь в путь. Небольшая передышка пошла нам на пользу. В ущелье колонна, обычно идущая широко, уплотняется. Странным образом в этом хаосе встречаешь знакомых из других воинских частей и земляков, которых до этого не видел годами. Короткие приветствия там и тут — и вот уже они снова теряются в этой толчее. Все подчинено неистовой спешке вперед. При каждом обстреле из неизвестной русской позиции наши ряды взрываются бурным «Ура!», тем самым мы словно хотим подбодрить себя. Но как раз это является в корне неверным, ведь таким образом мы точно показываем русским, где идем. Но как теперь отучить эту толпу кричать? Последствия не заставляют себя долго ждать. В просеке русские покрывают нас пулеметным и зенитным огнем так, что мы по нос оказываемся в снегу. И снова этот уже почти сумасшедший рев «Ура!».

С большим трудом удается мне вырваться из этого адского котла. Дальше — на гору, с горы, через поле, только на запад. Постепенно становится спокойнее, лишь время от времени трещат нам вслед пулеметные очереди. Вдруг далеко на горизонте появляются две темные фигуры… неужели это действительно немецкий форпост? Мы даже не смеем надеяться на это.

Мы неожиданно оказываемся перед ручьем, 6—8 метров в ширину. В пределах видимости — никакого моста. Множество воронок от гранат по обе стороны ручья, мертвые и раненые лошади, которых несет вода, обстрелянные повозки говорят о том, что каждую секунду воздух здесь снова может накалиться. Прыгнуть в воду и переплыть ручей? Но как мы потом высушим одежду, она же примерзнет к телу. Кто-то, не думая, прыгает в ручей. Номы бежим вдоль берега, ожидая все-таки найти переправу. И когда мы уже теряем надежду и хотим прыгнуть в воду, мы, наконец, натыкаемся на мостик! И здесь тоже: воронки, раненые лошади, обстрелянные повозки. Один за другим, балансируя, мы осторожно перебираемся на другой берег. Непосредственно у переправы одиноко стоит ковшик, приглашая выпить. Каждый бросается к нему, набирает воду из ручья, утоляет жажду и аккуратно ставит его на место для других товарищей. Я тоже пью из него; небольшая примесь кровей в воде в этот момент меня не смущает. Только теперь не пасть духом! Ведь самое страшное для нас уже, очевидно, позади.

Обе темные фигурки на горизонте движутся взад-вперед. Это, должно быть, наши, потому что если бы это были русские, то их были бы сотни…

По дороге мой взгляд вдруг падает на раненого солдата, лежащего на обочине. «Давай, тебе нельзя здесь оставаться, ты должен идти с нами!» — говорю я. Его лицо залито кровью. Это роттенфюрер из танковых частей «Викинга». «Я просто хочу немного передохнуть», — стонет он. Я, не раненый, уже так вымотан и изможден, а он и подавно. «Передышка» для него может окончиться вечным покоем, его нужно взять с собой, иначе он пропадет. Я окликаю следующего за мной: «Давай, хватай, его нужно взять с собой!» Безмолвно он берет раненого с другой стороны. Мы передвигаемся, конечно, чрезвычайно медленно, но нашего раненого товарища нельзя бросить, чего бы нам это не стоило. Время от времени он стонет: «Оставьте же меня, я больше не могу». Он не хочет, чтобы мы из-за него попали в беду. Но после долгих уговоров он вновь берет себя в руки. «Если бы у меня была лошадь!» — стонет он. И, как по велению неба, перед нами вдруг оказывается кавалерист. Я кричу ему: «Эй, ты ранен?» Никакого ответа, парень вообще не реагирует на мой вопрос. Я снова яростно кричу ему: «Эй, подойди, ты ранен?» Теперь наездник пришпорил лошадь и подъехал к нам. Когда я спрашиваю его в третий раз, он смотрит на меня большими глазами: «Никс понимаю!» Ага, русский, пособник, который теперь тоже пытается спастись. Я даю ему понять, что он должен слезть с клячи, чтобы на нее смог сесть наш раненый товарищ. Дружелюбный Иван с готовностью слезает с лошади и дальше идет пешком. Мы усаживаем нашего роттенфюрера на лошадь и берем ее за уздечку. Счастливый и благодарный роттенфюрер крепко держится за гриву. Все вместе мы приближаемся к двум фигуркам на высоте.

После нескольких километров мы натыкаемся на группу солдат, которые стоят вокруг тяжело раненного в бедро фельдфебеля и не знают, каким образом везти его. Тут наш раненый, который сам еле держится в седле, говорит: «Пустите, я слезу, тогда мы сможем положить его на лошадь», — и уже с трудом соскальзывает из седла. Недалеко от высоты несколько солдат окликают нас: «Эй, Фриц, что это с тобой?» Это товарищи по роте нашего раненого. Один из них непонятно откуда достает полфляжки шнапса и — о чудо! — для каждого еще по маленькому кусочку шоколада! Это небольшое подкрепление пошло на пользу. Все вместе мы пробираемся дальше.