Виктор Мещеряков - Книжные тайны, загадки, преступления

В итоге авторство сборника было приписано несуществующей испанской актрисе Кларе Газуль. Книгу под названием «Театр Клары Газуль» предварял портрет автора, выполненный художником Делеклюзом. Предвкушая эффект от проделки Мериме, он решил внести в нее свой вклад и сделал два портрета самого Мериме, в одном масштабе и ракурсе, но на втором портрете писатель был изображен в женском испанском платье и мантилье. «Женский» портрет вошел в книгу, и стоило наложить одно изображение на другое, как становилось ясно, что они полностью совпадают.

Мериме прибег к двойной мистификации, придумав также переводчика и издателя сборника Жозефа Л’Эстранжа, который в предисловии к книге поведал биографию Клары Газуль и засвидетельствовал личное знакомство с ней. Мистификация удалась: многие читатели и литературные критики поверили в существование талантливой, обаятельной и вольнолюбивой женщины.

В 1827 году Проспер Мериме опубликовал новую книгу «Гюзла» («Гусли») без указания имени автора. Это была имитация сербской поэзии, которую якобы собрал и переложил прозой на французский язык некий анонимный фольклорист. У молодого писателя, на счету которого уже была одна удачная мистификация, просто не могло не возникнуть искушения попробовать свои способности в подделке народных песен.

Песни он снабдил подробными географическими и этнографическими комментариями, очерком о вампирах и «дурном глазе», а в предисловии к сборнику от имени переводчика изложил экзотическую биографию бывшего гайдука-разбойника [71] Гайдук — пехотинец, участник вооруженной борьбы южнославянских народов против турецких поработителей (XV–XIX века). , сказителя Иакинфа Маглановича, который не только пел народные песни, аккомпанируя себе на гюзла, но и складывал баллады о своих приключениях. Переводчик якобы записал эти песни и включил их в сборник.

Мериме снабдил книгу гравюрой, изображающей дикого на вид горца с огромными усами, с ружьем в руке и пистолетами, торчащими за поясом. Можно представить, как веселился Мериме, сочиняя эту историю.

Судьба его мистификации была довольно своеобразной. У читающей публики баллады не имели никакого успеха, но специалисты оценили их высоко — у большинства даже не возникало мысли о возможной подделке.

Единственным человеком, сразу раскрывшим мистификацию, был Гёте. Он увидел в названии книги «Guzla» анаграмму «Gazul» (имя мнимого автора испанских пьес).

В подлинности «Гюзлы» не усомнился и польский поэт Адам Мицкевич (1798–1855). Более того, жертвой мистификации оказался даже А. С. Пушкин, который поверил в достоверность сборника и перевел в стихах одиннадцать песен, включив их в цикл «Песни западных славян». С детства многие из нас помнят классические строки:

В 1835 году Мериме с веселой иронией поведал историю создания «Гюзлы». Он разоблачил свою мистификацию в письме к их общему другу С. А. Соболевскому и в конце своего послания написал: «Передайте Пушкину мои извинения. Я горд и вместе с тем стыжусь, что провел его».

Находились и авторы, пытавшиеся «завершить» незаконченные тексты самого Пушкина. Им почему-то особенно хотелось дописать «Русалку». Но никто из них не пытался свои труды выдать за пушкинский текст, кроме господина Зуева.

Эта история получила такую шумную огласку и в нее было втянуто столько людей, что после разоблачения графомана-мистификатора известный издатель и публицист А. С. Суворин счел необходимым составить и опубликовать целую книгу под названием «Подделка «Русалки» Пушкина» (1900).

Остановимся на основных этапах этой истории.

Впервые Зуев публично озвучил «окончание» «Русалки» в Русском литературном обществе [72] Основано в Санкт-Петербурге в 1886 г. Его членами были П. П. Гнедич, А. Ф. Кони, Л. Н. Майков, Д. Н. Мамин-Сибиряк, И. Е. Репин, А. П. Чехов и др. в 1889 году. Слушателям он объявил, что оно было записано им по памяти в 1883 году, спустя 47 лет после того, как он услышал эти стихи от Пушкина.

А через восемь лет в солидном журнале «Русский архив» появилась публикация «полного издания» пушкинской «Русалки» «по современной записи Д. П. Зуева» с предисловием издателя журнала П. И. Бартенева. В нем Бартенев сообщал, что среди друзей Пушкина был поэт и переводчик Э. И. Губер (1814–1847), в гостях у которого в ноябре 1836 года Пушкин якобы и читал свою «Русалку». «На этом чтении присутствовал Дмитрий Павлович Зуев, ныне маститый старец, а в то время еще отрок… По возвращении от Губера он записал для себя последние сцены «Русалки», наиболее поразившие его и навсегда врезавшиеся в его воспоминание. Они были дважды прочитаны великим поэтом, по настоятельной просьбе 14-летнего юноши…»

Публикация сразу же вызвала массу вопросов. Почему в Русском литературном обществе Зуев объявил, что финал «Русалки» им был записан в 1883 году, а в публикации указал на 1836 год? Чем объяснить почти шестидесятилетнее молчание Зуева — обладателя, по его словам, драгоценных пушкинских стихов? Почему в сохранившихся рукописях великого поэта нет даже намека на то, что драма была им закончена? И наконец, почему Губер, поместивший в 1837 году в «Русском инвалиде» свои воспоминания о Пушкине, не счел нужным даже упомянуть о том, что тот читал у него «Русалку»?

Кроме того, Зуев не представил на всеобщее обозрение запись пушкинских стихов. Это позволило бы с помощью палеографического анализа [73] Палеография — наука, изучающая развитие письменности (орудия письма, форму письменных знаков, системы сокращений, принципы оформления книги). Палеографический анализ позволяет определять авторство, место и время написания текста. установить, действительно ли она была сделана в 1836 году. Проведенный же текстологический анализ «новых» сцен «Русалки» доказывал, что Пушкин не был их автором.

Точка в этой истории была поставлена в 1900 году. Родственник Зуева послал в газету «Новое время» письмо, где засвидетельствовал мистификацию. «Четверть века тому назад я, мальчик 15–16 лет, слышал в родственной мне семье Зуевых, что Дмитрий Павлович пишет стихи вообще и работает над продолжением «Русалки»».

Родственник поведал, что в последние годы своей жизни Зуев жил затворником и никогда не встречался с А. С. Пушкиным, а знаком с ним был его брат — Петр Павлович. Любопытно, что Зуев передал в публикацию «окончание» «Русалки» только после смерти брата — тот умер в 1895 году. Очевидно, он опасался разоблачения.