Виктор Мещеряков - Книжные тайны, загадки, преступления

В 1869 году академик И. И. Срезневский [108] Срезневский Измаил Иванович (1812–1880) — русский филолог-славист, этнограф. обнаружил 166 обгоревших и порванных листков — все, что осталось от сорока восьми древнерусских книг, среди которых оказались издания XI и XII веков. Их фрагменты в течение многих лет служили переплетами, ярлыками и закладками. Ученые пришли к выводу, что книги были похищены шведами в начале XVII века при разграблении новгородских книгохранилищ. Об их уникальности говорит тот факт, что до нашего времени сохранились только две древнерусские рукописные книги второй половины XI века — Остромирово Евангелие и Изборник Святослава, они же и самые древние среди восточнославянских рукописей.

Удивительно, но подлинными врагами книги часто оказываются образованные люди. Одни собирают только переплеты, другие — титульные листы, третьи вырывают из книг портреты, гравюры и иллюстрации. Такие «коллекционеры» губят книги, стоящие порой целые состояния. Например, в XVIII веке в Париже появилась безумная мода украшать каминные экраны и ширмы цветными иллюстрациями из книг. Можно себе представить, сколько изданий было погублено ради этой модной прихоти.

Подобным «любителем» книг был англичанин Джон Бэгфорд (1657–1716). Человек с прекрасным образованием, видный археолог, он, тем не менее, относился к книгам как истинный варвар. В них его привлекали только титульные листы, которые он без зазрения совести вырезал из библиотечных книг. Украденные титульные листы он снабжал пояснениями, объединял по собственному классификатору и переплетал. Его коллекция титульных листов составила сто огромных томов, которые ныне хранятся в Британском музее.

Русский правовед и известный ценитель искусства Д. А. Ровинский собирал гравированные и литографированные портреты, вырывая их из книг. Свое увлечение Ровинский цинично оправдывал тем, что таким образом он дает возможность интересующимся только этой книгой купить за бесценок дефектный экземпляр.

Некий французский господин имел странную привычку при чтении книг вырезать из нее страницы. Это были страницы, с его точки зрения достойные сохранения — так сказать, квинтэссенция прочитанного. Оставшуюся часть книги он просто бросал в огонь. Таким образом из вырванных страниц им была собрана обширная библиотека.

Некоторых собирателей всецело поглощает желание обладать редким изданием, которого больше ни у кого нет. Один английский коллекционер узнал о существовании второго экземпляра книги, которая была у него в коллекции и которую он считал единственной в мире. Этот экземпляр хранился у французского библиофила.

Разыскав коллегу в Париже, англичанин стал упрашивать продать ему книгу. Торг начался с десяти тысяч франков. Парижанин был непоколебим. Но когда цена поднялась до двадцати пяти тысяч, библиофил сдался и протянул книгу гостю. Англичанин отсчитал деньги, взял книгу и… бросил ее в горевший камин. «Вы с ума сошли?» — чуть ли не с кулаками бросился на него француз. «Отнюдь нет, — ответил англичанин, — теперь я уверен, что мой экземпляр действительно уникален. Примите мою наисердечнейшую благодарность».

Истории подобного рода можно рассказывать до бесконечности. Французский библиофил и писатель П. Лакруа [109] Лакруа Поль (1806–1884) — французский библиотекарь и автор многочисленных исторических романов. провел специальное расследование и пришел к шокирующим выводам: только за первые двадцать пять лет XIX века жертвой книжного вандализма пало около двух-трех миллионов книг.

Но пальма первенства здесь, безусловно, принадлежит XX веку. Вспомним печально знаменитые книжные костры фашистской Германии, тысячи сожженных частных библиотек в дворянских усадьбах во время революции и Гражданской войны в России, регулярные «чистки» в государственных библиотеках на предмет изъятия «вредных» или устаревших книг.

Пример варварского обращения с книгами описал краевед и библиофил А. Ф. Палашенков.

Перед войной Андрей Федорович в качестве научного сотрудника музея приехал в командировку в Тобольск. Там, зайдя по делам в некое учреждение, он с ужасом увидел, что несколько человек выбирают из книжного развала книги и, отрывая от них переплет, бросают книжный блок в одну сторону, переплет — в другую. «Что вы делаете?» — в изумлении спросил Палашенков. В ответ прозвучало: «Устарели, никому не нужны, места занимают много, приказано их сжечь, но перед этим нужно оторвать переплеты, так как картон может пригодиться — все-таки ценный материал…»

При ближайшем рассмотрении оказалось, что это старинные книги из библиотеки Тобольской духовной семинарии, а также из библиотек других учебных заведений города.

Палашенков упросил отдать ему книги для музея. Потом он доставал ящики, грузил спасенное на пароход, истратил на это все деньги, что были при нем, — и казенные, и личные.

Завершил историю весьма показательный эпизод. В Омске некая начальственная дама, курировавшая музей, попросила показать ей привезенные из Тобольска книги. Посмотрев, она изрекла: «Как мне вас жаль, Андрей Федорович, вы столько потрудились, так умучились, а ведь тут нет ни одной хорошей книги…»

На сегодняшний день эти книги — подлинные жемчужины в собрании научной библиотеки Омского литературного музея.

Где проходит граница между библиофилом и библиоманом? Краткий и вместе с тем емкий ответ на этот вопрос дал француз де Кюрель [110] Кюрель Франсуа де (1854–1928) — французский писатель и драматург. : «Библиофил владеет книгами, книги владеют библиоманами».

Страдания библиомана, столкнувшегося с необходимостью одолжить кому-то свою книгу, безмерны. Известный итальянский гуманист XVI века Скалигер повелел высечь на фронтоне своей библиотеки слова «Ite ad vendentes!», что в вольном переводе означает «покупайте свои, а мои оставьте в покое».

Скалигер был мудрым человеком. Он знал, что книга, данная кому-то на время, не всегда возвращается к хозяину. Очевидно, так думал и знаменитый художник Мустье [111] Мустье — французский живописец времен Людовика XIII. , запечатлевший на каждой своей книге изречение «К черту просящих почитать книгу!».

Таких же правил придерживался и писатель Н. С. Лесков, на стене кабинета которого красовалась надпись «Всё, кроме книги». В ответ на просьбу друга-приятеля дать почитать книгу из библиотеки Лесков говорил: «Книга — что жена: ее нельзя давать на подержание даже лучшему другу».