Уильям Макнилл - Восхождение Запада. История человеческого сообщества

См. Matthew Spinka, A History of Christianity in the Balkans: A Study in the Spread of Byzantine Culture among the Slavs (Chicago: American Society of Church History, 1953), pp.22-56.

Lynn White, «Technology and Invention in the Middle Ages», Speculum, XV (1940).

Основное доказательство этих утверждений базируется на изучении формы пахотных участков; тяжелый плуг с отвалом было трудно разворачивать, и он мог работать только на вытянутых в длину полях. Подробности см. в работах: Marc Bloch, Les Caracteres originatix de Vhistoire rurale frangaise (Paris: A.Colin, 1952); Lynn White, «Technology and Invention in the Middle Ages», 141-59; Cambridge Economic History of Europe, I, 127-32; Charles Singer (ed.), A History of Technology, II, 86-93.

Тот факт, что историю поместий обычно изучали с юридической точки зрения, затемнял те фундаментальные технологические изменения, которые произошли в европейском сельском хозяйстве IX-X вв. Личная зависимость крестьян от хозяина поместья существовала еще в римскую эпоху и была сохранена при новом порядке; но вместо возделывания малых участков земли независимыми крестьянскими хозяйствами или эксплуатации рабов для обработки больших площадей зрелое средневековое поместье имело совершенно другую технологическую основу в виде тяжелого плуга с отвалом, предполагавшую объединение тягловых животных и возделывание длинных узких полос пахотной земли на открытых пространствах. Мое понимание значения технологической основы средневековой поместной системы получено в значительной степени из превосходной и чрезвычайно плодотворной дискуссии, представленной в работе C.S. and C.S.Orwin, Vie Open Fields (Oxford: Clarendon Press, 1938). См. также Lynn White, Medieval Technology and Social Change, pp.39ff.

Ровный климат и влажное лето Северо-Западной Европы - дар Гольфстрима - позволяли сеять зерновые и весной, и осенью. Это подразумевало, что сезонные характеристики, влияющие на обработку почвы под посев, заметно отличались от средиземноморских. Земледелец побережья Средиземного моря мог пахать лишь в течение трех или четырех месяцев, а средневековый пахарь Северо-Западной Европы не выпускал плуга из рук почти весь год. Останавливался он только зимой, когда без фуража животные не могли выполнять тяжелые работы, а земля замерзала. Летом, когда часть полей была засеяна зерновыми культурами, участки, оставленные под пар, требовали вспашки и подготовки к севу озимых; осенью и ранней весной поля с яровыми требовали такого же постоянного внимания.

В результате площадь, которую средняя крестьянская семья должна была вспахивать, увеличилась с 5-10 акров для афинской семьи в V в. до н. э. до 30 акров в средневековой Англии. Кроме того, поскольку рабочая сила теперь использовалась более равномерно в течение года, отдельная крестьянская семья могла произвести гораздо больший излишек зерна, чем в античные времена. Поставки зерна для столицы и городов всегда была проблемой и для древних греков, и для римлян; для средневековой же Европы только в случае местного неурожая возникала проблема с обеспечением городов питанием. Такое положение дел допускало более интенсивную урбанизацию общества, невозможную в античные времена.

Полное падение авторитета королевской власти в этой области в IX в. облегчило создание систем местной самообороны. Более или менее условная система иерархии сеньоров и вассалов спускалась вниз от короля, придавая вид законности тому, что в эти времена было весьма жестокой реальностью. Другая причина того, что развитие раннего феодализма произошло именно здесь, на севере Франции, заключалась в том, что местное крестьянство в значительной мере происходило от римских колонов, не имевших племенной сплоченности и способности к самозащите. По этой причине они не слишком сопротивлялись принятию какого-либо достаточно сильного, а часто и просто самозванного рыцаря в качестве господина.

В чисто германских областях к востоку племенная сплоченность еще не была растеряна; соплеменники так легко не соглашались с зависимостью и подчиненностью. И это создавало трудности для племенных герцогов (или королей Германии) в попытках найти средства для содержания достаточного числа рыцарей. Крестьянин как основа армии, как это было в войске Карла Великого, не мог устоять против подвижных ударных сил противника - венгерских всадников, дружин викингов или, как теперь, рыцарей французского образца. Следовательно, старомодная военная организация Саксонских императоров (919-1024 гг.) постепенно уступила дорогу поместному рыцарству. Но рост феодализма в Германии предполагал и снижение эффективности власти короля, так же как это произошло ранее во Франции.

Это преимущество в значительной степени основывалось на уникальном использовании европейцами стремян и копья для усиления удара, при этом игнорируя лук, который в других армиях продолжал быть основным оружием кавалерии. См. Lynn White, Medieval Technology and Social Change, 1-38. Предпочтение, которое франки отдавали рукопашному бою и сокрушительному удару, перенесло в уже сформировавшееся средневековье древнюю, имеющую истоки еще в микенской цивилизации, традицию ведения войны. Необходимость сражаться на местности, где деревья были столь многочисленны, что мешали эффективному использованию стрел, так же могла укрепить традиционное европейское презрение к метательному оружию.

Обратный пример - карьера ранних последователей Мухаммеда, выходцев с окраин торгового города, однако начавших набеги и завоевания с невиданным успехом.

Поучительные заметки о торговле викингов см. A.R. Lewis, The Northern Seas, pp.282-86ff.

См. George Fadlo Hourani, Arab Seafaring in the Indian Ocean in Ancient and Early Medieval Times (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1951), pp.51-84.

K.A. Nilakanta Sastri, A History of South India from Prehistoric Times to the Fall ofVijayanagar (Madras: Oxford University Press, 1955), pp.361-63.

Нет никаких доказательств того, что между храмом и двором возникали какие-либо трения. Наиболее величественные храмы были основаны царскими семьями и поддерживались щедрым предоставлением им земельной собственности и других источников дохода. Возможно, это делалось для того, чтобы подчеркнуть божественное величие правителя.

Согласно K.A. Nilakanta Sastri, A History of Southern Indiay pp.57-59, дравиды пришли в Индию из Каспийско-Иранского региона - из этого же района, вероятно, происходят и шумеры. О вероятных связях между цивилизациями Инда и Месопотамии мы упоминали выше.

Сельские верования и религиозная практика могли сохранять элементы индуистских и других весьма древних традиций, таких, например, как храмовая проституция, пусть в очень скромном масштабе. Деревянные храмовые строения не могли оставить никаких следов для археологии, но, возможно, они послужили основой для той социальной, а не архитектурной модели, вокруг которой и создавались индуистские храмы VI в. и последующих веков.