Николай Костомаров - Казаки

Последнее мнение одержало верх. Вероятно, поляки услыхали, что Борятинский не думает сдавать Киева, а сле-доват^ельно, условие не исполнялось, и поляки имели предлог считать себя не связанными, договор же не состоявшимся. Послали к татарам сказать, что московский обоз отдается им на волю.

Татары бросились со всех ^^рон на московский ^обоз; Стража, поставленная прежде для охранения его, получила приказание отступить. Началось всеобщее разграбление и убийство безоружных. Напрасно ратные люди бросались к ногам татар и просили пощады. Татары гнали их в неволю, а тех, которые оказывали какое-нибудь сопротивление, убивали. Поляки смотрели на эту сцену. Польский историк говорит, что им жаль было русских. На другой день татары потребовали Шереметева.

Шереметева отдали Нуреддину. Его заковали и отправили в Крым. Он ссидсл три месяца в оковах, и наконец, по просьбе своего шеферкази хан приказал его расковать. Несчастный боярин пробыл в татарской земле двадцать два года. Щербатова, Козловского и Акинфиева повезли в Польшу показать королю. Когда их привезли и представили, им приказывали стать пред польским королем на колени. Козловский не согласился на такое унижение, и поляки толкнули его в затылок, чтоб он упал. — Вот, говорили они тогда, не хотел преклонить колена, так стукнулся лбом. — Козловский встал, оправился, принял спокойный и благородный ввд, не говорил дерзостей, как князь Семен Пожарский ха ну, под Конотопом, но и не унижался пред иноземным государем, врагом своего rocy-даря.

IX

После чудиовской победы коронный гетман возвратился в Польшу, а Любомирский двинулся в Украину. Козаки отправились к Корсуну. Тогда крымская орда рассеялась по Украине и начала делать обычные опустошения. Козаки стали битья с ними. Набравши пленных обоего пола, татары пошали их в Крым, но наткнулись на запорожский отряд, который под начальством Суховия шел было на помощь к Шереметеву. Запорожцы рассеяли татар и освободили пленников. Вся Украина заволновалась. Народ, по обычной ненависти к ляхам, отвращался от мысли подчиниться вновь Польше. Много было не любивших и «москалей», после того, как случались от ратных людей насилия и оскорбления. К довершению горя народного, в 1660 году была засуха и не родилось хлеба. В разоренной Малорусии ед^^лось дороговизна и голод. Народ не знал, куда преклонить голову. Распространилась весть о приближении страшного суда. Говорили, что в следующие годы одно за другим постигнут род человеческий разные бедствия: в следующем 1^61 году будет война на всем свете, а в следующие годы :.;шиключитуд -землетрясение, потом потекут кровавые реки, загорится земля по местам, а в 1670 году померкнет солнце и настанет день судный. По Малорусии пошли слухи, что где-то в вавилонском царстве уже родился антихрист,. дал-женствующий пред концом света искушать и мучить род человеческий. _ .

' При таком общем пораженин духа слабый Хмельницкйй не знал, что ему делать — держать ли булаву или последовать своему обещанию, данному в обозе под Слободищем. Юрий был по натуре робкого ума, непредприимчивой воли, грустного нрава и в то же время раздражительного; он мог переходить от мягкости к суровости, от податливости к упрямству, но так или иначе, а всегда мог жить только чужим произволом и делаться орудием других. После чудновского дела нужно было держать совет с козаками, обсудить дело на раде, мысленно оглядеть Украину, поразмыслить, что с ней делать и как поступить. Назначена была рада в Корсуне. Хмельницкий пригласил туда Беневского, конечно, надеясь, что он с своею ловкостью сумеет направить толпу. Нужно было, чтобы кто-нибудь говорил козакам от имени короля. Пока собирались все полковники, сотники, прошел месяц. По козацким обычаям, нельзя начинать рады, если хотя один полковник не будет налицо, когда этот отсутствующий не. даст за себя кому-нибудь полномочия.

Рада собралась 20 ноября. Хмельницкий колебался, оставаться ли ему гетманом или сложить с себя это звание. То заманчива была ему власть и почет, то страх брал верх над приманкою честолюбия. Некоторые старшины и полковники если не советовали ему прямо отказаться от булавы, то двусмысленными намеками и холодностью показывали, что_это было бы им по душе. Были люди, надеявшиеся после Юрия взять власть; были приверженцы Выговского. Негодовали на Юрия за то, что он уступил Москве, недовольны были и за то, что он отрекся от Русского Княжества перед поляками. Юрий не имел качеств, внушающих повиновение. Козаки могли повиноваться только тогда, когда сознавали за. своим начальником материальную и нравственную силу.

Беневский еще прежде советовался с Любомирским, как поступить польскому комиссару в том и другом случае, и оба решили, что надобно стараться удержать Хмельницкого на гетманстве, а писарем назначить Тетерю, который, как надеялись, за выгоды будет предан польской стороне. Юрий Хмельницкий, по мнению Беневского, был именно такой гетман, какого нужно было в то время полякам. Им легче было овладеть и легче было держать его в руках, чем кого-нибудь. Притом, уважение к роду Хмельницкого со стороны поляков могло действовать примирительна на козацкие симпатии.

Беневский, приехав в Корсун, прежде всего постарался выведать у полковников их намерения, созвал их к себе и стал уговаривать об избрании гетмана: <<���Юрий объявляет, что не хочет оставаться гетманом; если он будет упрямиться, кого вы. считаете достойным гетманского достоинства». Ему отвечали: «Пусть Юрий кладет булаву; об этом нечего беспокоиться; у нас уже есть такой, что годится. Мы к нему пошлем и тотчас выберем».

Они говорили таким тоном, как будто желая поддобриться к Беневскому, в предположении, что ему самому не хочется, чтобы Юрий был гетманом. Этот другой был — Выговский. Но как ни казался предан Польше бывший гетман, как ни отличался в войске против своих соотечественников, поляки соображали, что Выговский хотел соединения с Польшею — федеративного; в сущности, он добивался самостоятельности. Выговский стоял за' Великое Княжество Русское, а Юрий отказался от него. Допустить Выговского гетманом — значило возбуждать вновь вопрос о княжестве. Выговский не отказался бы от него, стал бы снова требовать прежних условий, ссылался бы на то, что сейм польский, раз согласившись на гадячские статьи, не имел причины отвергать постановленного. Гораздо лучше было иметь гетманом Юрия; при нем о княжестве не было бы речи, когда он именно от него отрекся.

Беневский посетил Хмельницкого и нарочно выбрал для этого свидания ночное время. — Для чего ваша милость хотите оставлять булаву? — спрашивал Беневский. — «Я молод, неопытен, — говорил Юрий, — да к тому и больной — совсем неспособен». Он -страдал падучею болезнью и грыжею. По известиям малорусских летописцев, он страдал болезнью половых органов.