Варвара Головина - Мемуары

Лето 1798 года я провела в деревне на Петергофской дороге вместе с Толстой и де Тарант. Чем дальше шло время, тем больше я привязывалась к последней. Ее прекрасная отзывчивая душа была способна оценить дружбу. И с каждым днем я видела, как увеличивалось мое расположение к ней. Ее гордый и твердый характер вызывал ощущение покоя той поддержкой, которую я находила в нем.

Лорд Уайтворт 8), посланник Англии, жил недалеко от нас. Мне необходимо упомянуть о нем в моих мемуарах, хотя воспоминание о нем принадлежит к одним из наиболее тяжелых. Вот уже долгое время, как он выказывал по отношению к Толстой мнимую страсть, т.е. просто желал погубить ее, но он скрывал свои проекты под самой обольстительной маской. Никогда он не сказал ни слова, которое могло бы оскорбить ее; он весь был проникнут уважением и вниманием к ней. Такое отношение продолжалось много лет. Наконец она заметила чувство; внушенное ею, но .ее недоверие к себе и дружба, наполнявшая тогда ее сердце, помогали ей избегать опасности без всякого ; усилия. Но все-таки это соседство мне не нравилось. Я никогда не могла выносить любви мужчины к замужней женщине. Я даже нахожу эти чувства преступными, в особенности в человеке, которому около пятидесяти лет. В это время, хотя в поведении лорда Уайтворта не было еще ничего предосудительного, все-таки легко было заметить, что он начинал переходить известные границы. Я остерегалась обратить внимание Толстой: было бы ужасно смутить ее спокойствие. Но последующие события слишком оправдали мои опасения.

Император возвратился из поездки к концу июня. Государыня и Нелидова выехали навстречу ему в Тихвин. Они были крайне поражены переменою его отношения к ним. Их Величества вместе возвратились в Павловск, где Государыня приготовила праздник по случаю приезда Государя. На этом празднике впервые появилась мадам Шевалье, актриса, которая с этого времени заняла видное положение в Петербурге. В части сада, называвшегося Соловей, многие из аллей кончались круглой огороженной площадкой. На каждой из этих площадок были устроены различные сцены. На одной была сцена из комедии, на другой из балета, на третьей из оперы и т. д. Обойдя все аллеи, дошли до последней, в конце которой находилась хижина, существовавшая с основания Павловска и поэтому оставленная нетронутой.

У входа в последнюю аллею граф Вельегорский 9), переодетый пустынником, подошел к Императору и, сказав ему несколько красивых комплиментов, попросил его войти к нему в хижину. Император последовал за ним и увидел сзади хижины оркестр, аккомпанировавший хору, из всех Великих Княгинь и Княжон, исполнявших из Люцилии «Нигде так не хорошо, как среди своей семьи». Все было очень хорошо, если не считать, что никогда Государь не возвращался к своей семье с чувствами, так мало приличествующими отцу семейства.

Ужином под музыку в маленьком саду Государыни закончился праздник. Стояла прекрасная погода, много способствовавшая тому, чтобы праздник казался прекрасным тем, кому возвращение Государя сулило счастье. Но тот, для кого он предназначался, едва сохранял внешне довольный вид, и Государыня предчувствовала уже все неприятности, ожидавшие ее.

Кончался июнь месяц, и Государь выказывал живейшее нетерпение поскорее отправиться в Петергоф. Сообразно тому, насколько Государь находил приятным пребывание в Павловске, придворные определяли степень влияния Государыни на своего супруга. К несчастью, Государыня схватила трёхдневную лихорадку почти в тот момент, когда двор должен был отправиться в Петергоф. Это препятствие страшно раздражило Государя, и он готов был думать, что Государыня притворилась больной, чтобы помешать ему. Он даже не постарался скрыть от нее свое недовольство, и с этого времени для нее начался целый ряд огорчений.

В ожидании Императора были все признаки страсти влюбленного двадцатилетнего юноши. Он сделал Великого Князя Александра поверенным своих чувств, только и говорил ему, что про Лопухину, описывая все, что в нем происходило: мечты, воображения, надежды, проекты и волнения.

— Вообразите, до чего доходит моя страсть; — сказал он однажды своему сыну, — я не могу смотреть на маленького горбуна Лопухина, не испытывая сердцебиения, потому что он носит ту же фамилию, что и она.

Лопухин, о котором идет речь, был одним из придворных; он был горбат, малоинтересен и приходился дальним родственником м-ль Лопухиной.

Около этого времени в Петербург приехали братья Государыни, два принца Виртембергских. Они служили в Австрии, и эта держава, выступив против Франции, направила их к Государыне, предлагая ей склонить Государя соединиться с австрийским правительством. Императрица, в восхищении от возможности сыграть роль, усердно взялась за это поручение и заручилась содействием князя Безбородко. Последний из вежливости поддержал ее настояние перед Государем, но Его Величество ответил им, что он «хочет сначала обеспечить счастье своего государства, прежде чем вмешиваться в дела своих соседей». Этот благоразумный ответ не удовлетворил их. Князь Безбородко воспользовался пристрастием Государя ко всяким церемониям и предложил ему принять под свое покровительство Мальтийский орден и потом провозгласить себя гроссмейстером ордена. Государь с I восторгом принял эту мысль и в силу этого необходимо должен был вступить в соглашение с Австрией. Блестящий поход в следующем году, в котором фельдмаршал Суворов вновь отвоевал Италию, был результатом этого союза, а также брак Великой Княжны Александры с палатином Венгрии.

Как только Императрица поправилась, двор поехал в Петергоф, и там произошли все перемены, удалившие от двора лиц, частью поддерживавших влияние Императрицы и частью поддерживаемых ею. Нелидова покинула двор и удалилась в общежитие. Военный губернатор Санкт-Петербурга Буксгевден 10), ее друг и протеже, потерял свое место. Вскоре поле того он был выслан в свое имение в Ливонию, и Нелидова, очень дружная с его женой, уехала вместе с ними.

Граф Николай Румянцев 11), обер-гофмейстер, которого Государь считал также одним из верных слуг своей супруги, был также предназначен к высылке, но вмешательство Великого Князя Александра остановило приказ, правда, только на время, потому что несколько месяцев спустя он все-таки был выслан. Граф Николай Румянцев был раньше нашим министром во Франкфурте, и ему было поручено Императрицей Екатериной II вести переговоры относительно брака Великого Князя Александра с принцессой Луизой Баденской. В тот день, когда Государь уже отдал приказ о его высылке, Великий Князь Александр подошел к Великой Княжне Елизавете, когда она спускалась с лестницы для вечерней прогулки, и сказал ей быстро: