Марк Алданов - Армагеддон (из записной книжки)

Это тоже достаточно очевидно, как а priori, так и а posteriori.

Но в вопросе об историческом оправдании русской революции будут все же приняты во внимание не одни только contra, ныне щедро сыплющиеся со всех сторон. Этих contra почти так же много, как много теперь людей, которые с самого начала все предвидели и «с первого дня говорили»... Есть, однако, и pro.

Удачных революций не бывает. Революция по природе своей не может творить. Она лишь создает такие условия, при которых будущее государственное творчество становится возможным и — главное — неизбежным, как бы ни кончилась сама революция. По-видимому, законодательное творчество лишь с трудом обходится без периодических доз революционного фермента. Сколько времени понадобилось бы лучшему парламенту в мире для того, чтобы высидеть мартовские декреты Временного правительства первого созыва?

А много ли осталось в жизни от этих памятных декретов?

Что-то все-таки осталось. В смысле каталитическом для России не пройдет бесследно даже безграмотное творчество декретоманов Смольного института.

Может быть, в ближайшие десятилетия политическая мысль выработает промежуточные формы между тяжеловесной артиллерией парламентской говорильни и холостыми снарядами скорострельного творчества революции...

За исключением дворцовых и династических переворотов, все революции неудачны, — если их рассматривать вне надлежащей перспективы. Есть два рода революций. Одни подавляются немедленно и влекут за собой в результате большее или меньшее число казней. Их обыкновенно называют уменьшительным именем восстаний, — а они, в сущности, есть самые возвышенные, героические революции. Таково было восстание декабристов; таково было восстание Косцюшки; такова была эпопея Народной Воли.

Революции второго рода развиваются быстро и грозно, но их «развязка» наводит на скорбные мысли. Великая Французская революция, «закончившаяся» торжественным коронованием сперва Наполеона I, а потом Людовика XVIII, в перспективе одного двадцатипятилетия — тяжелый нелепый кошмар. Такова в аналогичной перспективе Великая английская революция с финалом, где Кромвель называется Монком и на смену казненного Карла I приходит вдвое худший Карл II. Таковы же революции 1848 и 1871 гг.

И тем не менее всегда что-то остается. Вопрос оправдания революции в цене, которой куплено это «что-то». Да еще в невещественных ценностях — в остающейся легенде ...

Вопрос о цене для России решится все же только в день окончания мировой война.

Но легенда? Вместо Вальми — Калущ, вместо пирамид — Двинск, вместо Дантона — Троцкий, вместо Карно — Крыленко, вместо Бонапарта — матрос Железняков.

В лучшем случае легендой русской революции будет то, что вожди ее первого периода, имея полную возможность сохранить свою власть и спасти от хаоса Россию ценой измены союзу и собственного бесчестия, на этот путь все же не стали. Некоторые из них ясно предчувствовали и предпочитали гибель...

На трудном пути революции одни заблуждались меньше, другие больше. Одни могут говорить mea culpa {134} 134 Моя вина (лат.). , другие — mea maxima culpa {135} 135 Моя величайшая вина (лат.). . Но и без тысячи ошибок над всеми неумолимо висел и висит рок великой войны.

Вековая темнота ускорила катастрофу в России. Там, на Западе, «бунд» еще только переходит из области очень возможного в область очень вероятного. Один лишний год выдержки засвидетельствовал огромное превосходство западной культуры и нервов. Однако всякой выдержке может прийти конец.

Ленин будет, вероятно, признан гениальным человеком в тот день, когда на Западе вспыхнет революция. Но так как «объективные условия коммунистического строя» существуют в 1918 г. только в голове большевистского Аввакума, то последствием социальных потрясений в Европе будет, скорее всего, почти такой же грабеж награбленного, почти такое же моральное и умственное одичание.

Перед нами не премьера и, вероятно, не последнее представление... А, казалось бы, после того, что было и будет, над этим драматическим жанром много прежних ценителей должны б поставить крест с могильной надписью: «Род. в 1793 г. в Париже, сконч. в 1918 г. в Петербурге».

Будущее темно. Куда влачит нас колесница Джагернатха?.. Жизнь не перейдет после войны ни в Африку, ни в Австралию. Материальная культура Европы выдержит так или иначе даже подобные испытания. Но какая участь постигнет высшие ценности европейской цивилизации, сказать трудно:

Если змей пожирает змея, он оттого не становится драконом.

Раз, два, полиция,

Три, четыре, офицер (нем.).

Моя профессия — сеять сомнения (фр.).

Здравый смысл всегда побеждает ( слова Вольтера ).

Но он не очень торопится (фр.).

Сделал тот, кому выгодно (лат.).

Золотая середина (фр.).

Сила делает право (нем.).

Если есть сила, то есть и право (нем.).

Сила превосходит право (фр.).

Право — это продолжение насилия (фр ).

«Афоризмы о человеческой мудрости» (нем.).

Белокурая бестия (фр.).

Мир это большое кораблекрушение, лозунг людей — спасайся, кто может (фр.).

Не спутай (лат.).

Ничего, достойного оплакивания (фр.).

«Над схваткой» (фр ).

Вам, которые нас знают... К вам взываем мы: верьте нам верьте! (нем.)

«Разве не правда...», «Разве не правда...» (нем.)

«Честные уста события» (буквально).

Книги имеют свою судьбу (лат.).

Ради судьбы читателя (лат.).

Превосходительство (нем.).

Уронил себя в глазах (фр.).

Муж (человек) свободной жизни (лат.).

Методичным духом. (нем.)

Название закона о свободе личности, принятого английским парламентом в 1679 г. (по первым лат. словам текста).

Изобретение иноземное, изготовление немецкое (фр.).

Принято не курить (фр.).

Не курить. Курить запрещено (нем.).

Помни, ты правишь сообществом (государством) германского народа (лат.).

С венком победителя (нем.).

Они услышат обо мне, эти гусаки (фр.).

Я должен кого-нибудь укокошить (фр).

Страдающего города (um.).