Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Позволить себе приобретать подобные технологии было сложно для всех, кроме короля. В результате медленно, но верно монархи Западной Европы приобрели достаточно много нового оружия, чтобы устрашать владетельную знать, вольные города и епископов, из-за чьих запутанных и перекрывающихся между собой юрисдикций более ранние европейские государства были столь слабыми. По Атлантическому побережью короли создали более крупные и сильные государства — Францию, Испанию и Англию. В пределах этих государств королевское постановление было действительным повсюду, а от населения требовалась лояльность прежде всего стране, а не многочисленным аристократическим кланам или папам в Риме. И раз уж короли оказались в силах отодвинуть в сторону свою владетельную знать, они смогли создавать свою бюрократию, напрямую облагать население налогами и покупать больше пушек, — и это, конечно, побуждало соседних королей тоже покупать больше пушек и заставляло всех добывать все больше денег.

В очередной раз проявили себя преимущества отсталости, и в результате вышеописанной борьбы центр тяжести Запада решительно смещался в сторону Атлантики. Города Северной Италии долгое время были самой развитой частью Европы, но теперь обнаружилась невыгодная сторона именно того, что они были передовыми. Ибо славные города-государства, такие как Милан и Венеция, были слишком богаты и мощны, чтобы их можно было принудительно загнать в какое бы то ни было итальянское национальное государство; однако они были не настолько богаты или мощны, чтобы в одиночку противостоять таким подлинным национальным государствам, как Франция или Испания. Писателей — таких, как Макиавелли, — эта свобода радовала. Но чего она стоила, стало совершенно ясно, когда в 1494 году французская армия вторглась в Италию. Итальянское военное дело пребывало в упадке. Сам Макиавелли признавал, что оно находилось в таком состоянии разложения, при котором «войны начинались без страха, продолжались без опасности и заканчивались без потерь» 16[Макиавелли. «История Флоренции», кн. 5, гл. 1]. Несколько десятков современных французских пушек сметали все на своем пути. Им потребовалось всего восемь часов, чтобы сокрушить огромный каменный замок Монте-Сан-Джованни. При этом было убито семьсот итальянцев и десять французов. И итальянские города не были способны соперничать с крупными государствами, такими как Франция, по объему налоговых поступлений. К 1500 году реорганизации в западном центре шли со стороны его атлантических окраин, и направляющую роль при этом играли войны.

Напротив, в восточном центре реорганизации шли со стороны его древнего центра в Китае, и направляющую роль при этом в конечном счете играли коммерция и дипломатия, — даже когда подъем новых империй начинался в кровопролитиях столь же мрачно, как и на Западе. Чжу Юаньчжан, основатель династии Мин, вновь объединившей Китай, родился в бедной семье в 1328 году, когда происходило крушение Монгольской державы. Его родители — неквалифицированные работники-мигранты, находившиеся в бегах от сборщиков налогов, — продали четверых его братьев и сестер, поскольку не могли их кормить, и оставили самого младшего из детей, Юаньчжана, у его деда-буддиста. Этот старик в изобилии пичкал мальчика мессианскими откровениями Красных повязок — одного из многих движений сопротивления, боровшихся против монгольского владычества. Конец близок, настаивал дед, и Будда вскоре вернется из рая, дабы поразить злых. Но вместо этого летом 1344 года саранча и засуха принесли опустошение, а всю семью Юаньчжана унесла болезнь. Вполне вероятно, что это была «Черная смерть».

Подросток стал служкой в буддийском монастыре, но монахи едва могли прокормиться сами, и они отправили его заниматься нищенством или воровством. После того как он три или четыре года бродил по дорогам Южного Китая, он вернулся в этот монастырь, — как раз чтобы увидеть, как он сгорает до основания, став жертвой гражданских войн, которые сопровождали крах монгольского владычества. Поскольку ему некуда больше было идти, он присоединился к другим монахам и вместе с ними слонялся в окрестностях этих дымящихся руин и голодал.

Юаньчжан был молодой человек пугающего вида — высокого роста, безобразный и рябой. Но он также был умным, жестким и (благодаря монахам) грамотным. Короче, он был человеком такого типа, которого любой бандит захотел бы взять в свою шайку. Его приняла в свои ряды банда Красных повязок, когда проходила неподалеку. Он произвел впечатление на входивших в нее головорезов и провидцев, женился на дочери главаря и в конце концов сам ее возглавил.

За дюжину лет изнурительных военных действий Юаньчжан преобразовал свою шайку головорезов в дисциплинированную армию и вытеснил из долины Янцзы других повстанцев. И что важно — он дистанцировался от более необузданных проповедников Красных повязок и организовал бюрократию, способную управлять империей. В январе 1368 года, отметив свой сороковой день рождения, он сменил свое имя на Хун У («Огромная военная мощь») и провозгласил создание династии Мин («Сияющая») (Юаньчжан его выбрал, руководствуясь принципом монголов — давать жизнерадостные названия. — Пер. ). Если судить по официальным заявлениям Хун У, создается впечатление, что вся его взрослая жизнь была реакцией на его ужасную, с оборванными корнями, жестокую юность. Он пропагандировал и поддерживал образ Китая как буколического рая со стабильными мирными деревнями, где добродетельные старцы приглядывали за самостоятельными земледельцами, где торговцы торговали лишь теми товарами, которые нельзя было изготовить на месте, и где — в отличие от собственной семьи Хун У — никто не переезжал с места на место. Хун У утверждал, что лишь немногим людям бывает нужно путешествовать более чем на 8 миль [примерно 12,9 км] от дома и что за путешествие без разрешения на расстояние более 35 миль [примерно 56,4 км] следует наказывать поркой. Опасаясь, что коммерция и деньги будут разлагающим образом влиять на стабильные отношения, он трижды издавал законы, согласно которым торговать с иностранцами могли лишь торговцы, получившие на то одобрение правительства. Хун У даже запретил иностранные духи, дабы они не соблазняли китайцев на совершение незаконных обменов. К 1452 году его наследники еще трижды возобновляли его законы и четыре раза запрещали серебряные монеты из опасения, что они сделают слишком легкой излишнюю торговлю.

«Тридцать один год я трудился, дабы оправдать мандат неба, — заявлял в своем завещании Хун У, — мучимый тревогами и страхами и не расслабляясь ни на один день» 17. Нам, впрочем, остается лишь догадываться, насколько сильные внутренние конфликты испытывал его разум. По контрасту со своими монгольскими предшественниками, Хун У очень хотел выглядеть идеальным конфуцианским правителем. Однако он никогда на самом деле не запрещал иностранной торговли. А его сын Юнлэ даже расширил ее, усердно импортируя корейских девственниц для сексуальных надобностей (поскольку, как он утверждал, они были полезны для его здоровья). Однако монархи династии Мин настаивали на том, чтобы торговля оставалась под контролем государственных чиновников. Это, как они неоднократно заявляли, защищало (теоретически) стабильный социальный порядок и предоставляло иностранцам возможность продемонстрировать должное почтение. «Меня не заботят дела иностранцев, — объяснял один правитель. — Я принимаю их, поскольку они прибыли издалека и демонстрируют искренность отдаленных народов» 18. Не стоит и упоминать тот факт, что эта «выплата дани» (как двор именовал торговлю с заграницей) пополняла имперские сундуки.