Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Лишь когда Чжэн Хэ соединился со своими союзниками у столицы ацтеков — Теночтитлана, — он в конце концов признал, что здесь не было никаких бессмертных. Теночтитлан был достаточно величественным городом, с широкими прямыми улицами и ступенчатыми пирамидами, но в нем не было совершенно белых животных, не было дворцов из серебра и золота и, несомненно, не было трав вечной жизни. На самом деле повсюду была смерть. У тысяч варваров появились омерзительные нарывы и гнойники, а их тела начинали смердеть прежде, чем они умирали. Чжэн Хэ уже не раз приходилось видеть мор, но он не видел ничего подобного этому. Однако у его людей лишь один из сотни подхватил эту болезнь — верный знак того, что Богу угодна выполняемая им задача.

До самого последнего момента оставалось неясно, что произойдет раньше в результате этого мора: то ли «свои» варвары Чжэн Хэ окажутся слишком слабыми для того, чтобы штурмовать Теночтитлан, то ли варвары-враги окажутся слишком слабыми, чтобы его защищать. Но опять-таки небо вновь решило в пользу Чжэн Хэ, и под прикрытием последних бомб и арбалетных болтов его всадники прорвались через укрепления в Теночтитлан. После яростных, но неравных уличных боев — у ацтеков были каменные лезвия и подбитые хлопком доспехи против стальных мечей и кольчуг у китайцев — сопротивление было сломлено, и пурепечи принялись терзать, насиловать и грабить. Ицкоатля, последнего царя ацтеков, они пронзили многими дротиками, когда он сражался у ворот своего дворца. Затем они бросили его в огонь, предварительно вырезав у еще живого сердце, после чего (о, ужас из ужасов!) разрубили его на части и ели куски его плоти.

Чжэн Хэ получил ответы на все свои вопросы. Эти люди не были бессмертными. И он не был царем У, положившим начало новой эпохе добродетели. Фактически оставался нерешенным лишь один вопрос — каким образом он сможет доставить все награбленное им обратно в Наньцзин.

В реальности, разумеется, такой вариант развития событий не произошел, так же как и в 1848 году события происходили не так, как описано у меня в предисловии. Теночтитлан был захвачен и разграблен, и сделали это по большей части его месоамериканские соседи [158] Месоамерика — исторический регион, включающий нынешние Южную Мексику, Гватемалу, Гондурас, Белиз и Сальвадор. Был одним из главных очагов цивилизации в доколумбовой Америке. — Прим. ред. .

А большинство людей в Новом Свете убили импортированные болезни. Но это разграбление происходило в 1521, а не в 1431 году, и возглавлял его Эрнан Кортес, а не Чжэн Хэ. И микробы-убийцы прибыли из Европы, а не из Азии. Если бы Чжоу Мань действительно открыл обе Америки, на чем настаивает Мензис, и если бы события действительно разворачивались так, как я только что рассказал, — если бы Мексика стала частью империи Мин, а не Испанской империи, — то современный мир мог выглядеть очень даже по-другому. Обе Америки могли бы оказаться привязанными к тихоокеанской, а не к атлантической экономике. Их ресурсы могли бы послужить топливом для восточной, а не для западной промышленной революции. И скорее Альберт закончил бы свой путь в Пекине, нежели Лути — в Балморале. И Запад мог бы не властвовать.

Так почему же события произошли именно так, как они произошли в действительности?

Корабли династии Мин, несомненно, могли бы доплыть до Америки, если бы их капитаны этого захотели. В 1955 году копия судна эпохи Чжэн Хэ действительно совершила путешествие из Китая в Калифорнию (хотя это судно не вернулось назад). Еще одно судно-копия под названием «Принцесса Тайпина» в 2009 году совершало путешествие туда-обратно из Тайваня до Сан-Франциско. Оставалось не более двадцати миль до завершения обратного рейса, когда грузовое судно перерезало его пополам [159] Экипаж судна выжил, хотя людей пришлось госпитализировать из-за гипотермии после нескольких часов в воде. . Если они смогли это сделать, то почему этого не мог сделать Чжэн Хэ?

Самый популярный ответ на этот вопрос таков: события произошли именно так, как они произошли в действительности, потому что в XV веке китайские императоры утратили интерес к отправке кораблей в заморские плавания, в то время как европейские короли (во всяком случае, некоторые из них) сделались очень даже заинтересованными в этом. До некоторой степени этот ответ явно правилен. Когда в 1424 году император Юнлэ умер, то первым деянием его наследника стал запрет на дальние плавания. Как и следовало ожидать, князья Индийского океана перестали присылать дань, и поэтому следующий император в 1431 году снова отправил Чжэна в Персидский залив, но его наследник Чжэнтун снова поменял политику в обратном направлении. В 1436 году двор отклонил неоднократные запросы от верфей Наньцзина на отправку им дополнительных ремесленников, и спустя одно или два десятилетия великий флот пришел в негодность. К 1500 году ни один император уже не смог бы повторить путешествия времен Юнлэ, даже если бы и захотел.

На другом конце Евразии королевские особы вели себя прямо противоположным образом. Так, португальский принц — Генрих «Мореплаватель» выделял ресурсы на проведение исследований. Некоторые его мотивы были продиктованы простым расчетом (например, жаждой заполучить африканское золото), некоторые же были не от мира сего (например, его убежденность в том, что где-то в Африке есть бессмертный христианский царь по имени пресвитер Иоанн, который охраняет врата рая и который спасет Европу от ислама). Как бы то ни было, Генрих финансировал экспедиции, нанимал картографов и помогал проектировать новые корабли, которые отлично подходили для исследований западного побережья Африки.

Разумеется, португальские путешествия явно не всегда были безмятежными плаваниями. Открыв в 1420 году необитаемые острова Мадейра (рис. 8.8), капитан, руководивший этим путешествием (будущий тесть Христофора Колумба), выпустил крольчиху с ее потомством на острове Порту-Санту — наиболее многообещающей части данной недвижимости. Размножаясь так, как они размножаются, эти «зайчики» все съели, вынудив людей переселиться на покрытый густым лесом главный остров Мадейра («лес» по-португальски). Этот остров колонисты подожгли, из-за чего, как сообщает нам хронист, пришлось «всем их мужчинам, женщинам и детям спасаться от ярости [огня] и искать убежища в море, где они оставались по шею в воде без еды и питья в течение двух дней и двух ночей» 24.

Однако, уничтожив исконную экосистему, европейцы обнаружили, что в этом новом обугленном мире отлично растет сахарный тростник, и поэтому принц Генрих выделил колонистам деньги на постройку сахарного завода. На протяжении одного поколения поселенцы завозили в эти места африканских рабов для работы на плантациях, и уже к концу XV века они экспортировали ежегодно более шестисот тонн сахара.