Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Отважившись продвинуться еще дальше в Атлантику, португальские моряки обнаружили Азорские острова, а продвигаясь на юг вдоль африканского побережья — достигли реки Сенегал в 1444 году. В 1473 году первый их корабль пересек экватор, а в 1482 году они достигли реки Конго. Здесь встречные ветры на некоторое время сделали дальнейшее плавание на юг невозможным, однако в 1487 году у Бартоломеу Диаша появилась идея volta do mar — «зайти с моря». Отойдя подальше в Атлантику, он поймал ветры, которые доставили его к месту на южной оконечности Африки, которое он назвал мысом Бурь (сегодня известный как мыс Доброй Надежды (что более оптимистично). Там его перепуганные моряки взбунтовались и заставили вернуться домой. Диаш не обнаружил пресвитера Иоанна, но он показал, где может проходить морской путь на Восток.

По стандартам Юнлэ, португальские экспедиции были смехотворно маленькими (в них участвовали десятки человек, а не десятки тысяч) и лишенными внушительности (кролики, сахар и рабы, а не дары от великих правителей). Однако благодаря возможности рассматривать их ретроспективно возникает искушение считать 1430-е годы одним из решающих моментов в мировой истории (и, возможно, наиболее решающих), — считать их тем поворотным пунктом, когда западное владычество стало возможным. Именно тогда технологии мореходства начали превращать океаны в магистральные пути, связующие воедино всю нашу планету. Принц Генрих ухватился за эти возможности, а император Чжэнтун их отверг. В данном случае, как нигде, историческая теория великого человека / идиота, заваливающего дело, представляется вполне подходящей: судьба планеты зависела от решений, которые принимали эти два человека.

А может быть, и нет? Дальновидность Генриха была впечатляющей, но, несомненно, не уникальной. Другие европейские монархи наступали ему на пятки. Фактически частная предприимчивость бесчисленных итальянских моряков в той же мере была движущей силой этого процесса, как и прихоти и причуды правителей. Если бы Генрих занялся коллекционированием монет, а не навигацией, то его место заняли бы другие монархи. Когда португальский король Жуан отклонил выглядевший безумным план генуэзского искателя приключений Христофора Колумба — достичь Индии, поплыв на запад, то на сцену вышла королева Изабелла Кастильская (даже притом, что Колумбу пришлось трижды объяснять ей свой план, чтобы добиться ее согласия). В том же году Колумб вернулся и объявил, что он достиг земли Великого Хана. Это было двойной путаницей (его первая ошибка состояла в том, что на самом деле это была Куба; вторая же ошибка состояла в том, что монгольские ханы были изгнаны из Китая более чем за сто лет до этого). Получив сообщения об этом новом пути, проложенном кастильцами в Азию, Генрих VII Английский запаниковал и отправил в 1497 году флорентийского купца Джованни Кабото [160] Известного в Британии как Джон Кабот. на поиски альтернативного пути через Северную Атлантику. Кабото достиг обледеневшего (гипербола. Остров Ньюфаундленд находится в зоне тайги, и ледников там нет и тогда не было. — Ред. ) Ньюфаундленда, и, подобно Колумбу, заблуждаясь от избытка энтузиазма, настаивал, что это тоже была земля Великого Хана.

По той же причине, когда мы поражаемся ошибке Чжэнтуна с сегодняшней точки зрения, нам следует иметь в виду, что, когда он в 1436 году «решил» не посылать корабелов в Наньцзин, ему было всего девять лет. Этот выбор за него сделали его советники, а их преемники повторяли его на протяжении XV века. Согласно одному повествованию, когда придворные в 1477 году вернулись к идее флотов-сокровищниц, то группировка чиновников уничтожила записи о походах Чжэн Хэ. Их предводитель Лю Дася, как нам рассказывают, объяснял военному министру, что

«походы [Чжэн Хэ] в Западный океан стоили миллионы деньгами и зерном. Более того, число людей, кто встретил [в этих походах] смерть, возможно, составляет десятки тысяч… Это было лишь проявление плохого управления, которое министры категорически не должны одобрять. Даже если старые архивы все еще сохранились, их следует уничтожить».

Поняв суть — что Лю преднамеренно «потерял» документы, — министр поднялся со своего кресла. «Ваши скрытые добродетели, господин Лю, — воскликнул он, — велики. Наверняка это место вскоре станет вашим!» 25

Если бы на месте Генриха и Чжэнтуна оказались другие люди, которые принимали бы другие решения, — ход истории все равно оказался бы во многом тем же самым. Может быть, вместо того чтобы задаваться вопросом, почему конкретные принцы и императоры выбрали тот, а не другой вариант, нам следует задать другой вопрос: почему западные европейцы стали приверженцами риска как раз тогда, когда в Китае воцарился ориентированный вовнутрь консерватизм? Возможно, что причиной того, что в Теночтитлан отправился Кортес, а не Чжэн Хэ, была культура, а не великие люди или идиоты, заваливающие дело.

«В настоящий момент я почти хочу снова быть молодым человеком, — писал голландский ученый Эразм своему другу в 1517 году [161] Эразму было тогда пятьдесят один год, — в XVI столетии это был весьма преклонный возраст. , — и причина тому лишь одна: я предвижу близкий приход золотого века» [Эразм. Письмо 522] 26. Сегодня мы знаем этот «золотой век» под тем именем, которое ему дали французы, — Ренессанс (Возрождение). Как кое-кто считает, именно это Возрождение и оказалось той культурной силой, которая внезапно и безвозвратно обособила европейцев от остального мира и побудила людей, подобных Колумбу и Кабото, делать то, что они делали. Вот этот-то творческий гений — по большей части итальянской культурной элиты, — «впервые проявивший себя среди сынов современной Европы» 27, как великолепно называл их один историк XIX века, — и отправил Кортеса по пути в Теночтитлан.

Обычно историки прослеживают истоки Возрождения в прошлом начиная с XII века, когда города Северной Италии сбросили германское и папское доминирование и внезапно стали экономическими локомотивами. Отринув свою недавнюю историю подчинения иностранным правителям, их лидеры начали задаваться вопросом, каким образом им следует организовать самоуправление своих городов как независимых республик, и все более и более склонялись к выводу, что ответы они смогут отыскать в классической римской литературе. К XIV веку, когда климат изменился и когда голод и болезни подорвали столь многое, что долго считалось несомненным, некоторые интеллектуалы развили на основе своей интерпретации античной классики свое общее представление о социальном возрождении.

Эти ученые утверждали, что Античность являлась «иным миром». Древний Рим был землей экстраординарной мудрости и добродетели (virtue). Однако между теми временами и современностью прошли варварские Средние века, которые все портили, искажали и развращали. Интеллектуалы предполагали, что единственный путь вперед для недавно освободившихся городов-государств Италии — это оглянуться назад: они должны построить мост в прошлое, чтобы мудрость древних смогла бы родиться вновь и усовершенствовать человечество.