Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Этим мостом должны были стать ученость и искусство. Предполагалось, что, изыскивая в монастырях утерянные рукописи и изучая латинский язык столь же тщательно, как это делали сами римляне, ученые смогут думать, как думали римляне, и говорить, как говорили они. В результате истинные гуманисты (как эти «возродившиеся» называли сами себя) смогут заново обрести мудрость древних. Подобным же образом архитекторы, обследуя римские руины, смогут научиться заново воссоздавать физический мир Античности, строить церкви и дворцы, которые должны будут формировать в высшей степени добродетельную жизнь. Художники и музыканты, у которых не имелось для изучения чего-либо оставшегося от римлян, строили догадки относительно древних образцов. А правители, жаждавшие, чтобы их считали теми, кто совершенствует мир, нанимали гуманистов в качестве советников, делали заказы художникам, чтобы те увековечивали их, и коллекционировали римские древности.

И что поразительно в отношении Ренессанса — это, казалось бы, реакционное стремление воссоздать Античность фактически породило крайне нетрадиционную культуру изобретательства и нескончаемых исследований. Разумеется, имелись и консерваторы, изгонявшие некоторых из наиболее радикальных мыслителей (таких, как Макиавелли), дабы те испили горькую чашу изгнания, и запугивавшие других (таких, как Галилей), чтобы те молчали. Но им едва ли удавалось притупить силу новых идей.

Результат оказался феноменальным. Увязывая между собой каждую отрасль учености, искусства и ремесел и оценивая их всех в свете Античности, «люди Ренессанса» — такие, как Микеланджело, — сразу же их революционизировали. Некоторые из этих изумительных личностей — такие, как Леон Баттиста Альберти, — были столь же блестящи в теоретизировании, как и в творчестве, а величайшие из них — такие, как Леонардо де Винчи, — отличились во всем, от изобразительного искусства до математики. Их творческий разум легко перемещался из студий в коридоры власти, переходя от теоретизирования к руководству армиями, исполнению официальных должностей и консультированию правителей. Так, Макиавелли не только написал труд «Государь», но также является автором прекраснейших комедий своего времени. Приезжие и иммигранты распространяли новые идеи из эпицентра Ренессанса во Флоренции вплоть до Португалии, Польши и Англии, где расцветали особенные местные ренессансы.

Это был, без сомнения, один из самых поразительных эпизодов в истории. Конечно, итальянцы эпохи Ренессанса не воссоздали Рим, и даже в 1500 году уровень социального развития Запада был все еще на целых десять баллов ниже пиковой величины, достигнутой Римом за полторы тысячи лет до этого. Теперь умели читать больше жителей Италии, нежели во времена расцвета Римской империи; но крупнейший город Европы составлял всего лишь одну десятую часть от размера Древнего Рима. Европейские солдаты, несмотря на то что они были вооружены огнестрельным оружием, должны были очень постараться, чтобы превзойти легионы Цезаря, а самые богатые страны Европы все еще оставались менее продуктивными, нежели самые богатые провинции Рима. Однако ни одно из этих количественных отличий не является непременно значимым, раз итальянцы эпохи Возрождения реально революционизировали культуру Запада настолько основательно, что в результате Европа оказалась особняком от остального мира, а западные искатели приключений вдохновились на завоевание обеих Америк, в то время как консервативные жители Востока оставались дома.

Я подозреваю, что китайские интеллектуалы удивились бы, услышав об этой идее. Я могу себе представить, как, отложив в сторону свои тушечницы и кисти, они терпеливо объясняли бы европейским историкам XIX века, которые придумали эту теорию, что итальянцы XII века вовсе не были первыми людьми, у которых их недавняя история вызывала чувство разочарования и которые ожидали найти в древности средства, позволяющие усовершенствовать современность. Китайские мыслители — как мы видели в главе 7 — совершили нечто весьма подобное на четыреста лет раньше, когда обратились к прошлому — к временам, предшествовавшим буддизму [в Китае], — дабы отыскать высшую мудрость в литературе и живописи времен династии Хань. Итальянцы сделали древность программой социального возрождения в XV веке, однако китайцы уже поступили таким образом в XI веке. Во Флоренции в 1500 году было полно гениев, легко перемещавшихся между искусством, литературой и политикой, но таким же был и Кайфын в 1100 году. Была ли широта Леонардо да Винчи на самом деле более поразительной, нежели широта Шень Ко, который писал работы по сельскому хозяйству, археологии, картографии, изменению климата, классической филологии, этнографии, геологии, математике, медицине, металлургии, метеорологии, музыке, живописи и зоологии? Столь же вольготно себя чувствующий в сфере механических искусств, как и любой флорентийский изобретатель, Шень Ко объяснял, как работают шлюзы в каналах и как используется наборный шрифт в типографиях, разработал новую разновидность водяных часов и изготовил насосы, которые осушали сотни тысяч акров болотистых земель. Такой же разносторонний, как и Макиавелли, он служил государству в должности директора астрономического бюро и вел переговоры относительно соглашений с кочевниками. На Леонардо это наверняка произвело бы впечатление.

Теория из XIX века, согласно которой Европа отправилась по уникальному пути благодаря Ренессансу, представляется не столь убедительной, если учесть, что у Китая имел место поразительно сходный свой собственный Ренессанс на четыреста лет раньше. Возможно, скорее имеет смысл сделать вывод, что и у Китая, и у Европы Ренессанс имел место, поскольку и там и там были первая и вторая волна «Осевого мышления»: ибо каждая эпоха находит те идеи, которые ей нужны. Умные и образованные люди обдумывают проблемы, с которыми они сталкиваются, и если они сталкиваются со сходными вопросами, то они будут придумывать сходные наборы ответов, независимо от того, где и когда они живут [162] С этим не все согласны. В своей самой недавней книге «1434: год, когда великолепный китайский флот отправился в Италию и зажег там пламя Ренессанса» Гэвин Мензис утверждает, что часть флота Чжэн Хэ в 1434 г. посетила Венецию и породила итальянский Ренессанс, обучив Альберти и других людей секретам более раннего китайского Ренессанса. Причина, по которой изобретательность Леонардо так похожа на изобретательность Шень Ко, доказывает Мензис, состоит в том, что итальянцы работали с китайскими прототипами, в особенности с трактатом «О сельском хозяйстве» Ван Чжэня, о котором упоминалось в главе 7. Это также объясняет и то, почему европейские прядильные машины XVIII века выглядят столь похожими на более ранние китайские! Эта книга Мензиса вызвала еще более сильное недоверие, нежели его книга «1421: год, когда Китай открыл мир» (нам следует задаться вопросом, почему в обильных источниках итальянского XV века нет никаких упоминаний о великолепном китайском флоте). И я еще раз должен признать, что эта работа вызывает у меня больше подозрений, чем я могу переварить. .