Вячеслав Шпаковский - Самураи. Первая полная энциклопедия

Как и в Европе, где конные рыцари со временем разделили славу на полях сражений с пехотинцами, примерно то же самое произошло в Японии и с самураями, и с асигару. При этом даже своим вооружением они походили на европейских пикинеров и аркебузиров, что лишний раз говорит о том, что законы войны непреложны и одинаковы для всех частей света, хотя местная специфика в любом деле, безусловно, присутствует. Например, в Японии самураям значительно чаще, чем тем же самым европейским рыцарям, приходилось воевать… с монахами, которые, собственных интересов ради, прекрасно умели владеть оружием и, не задумываясь, пускали его в ход. Да, в Европе духовные лица тоже воевали – руководили войсками, а то и сами вступали в бой. Достаточно вспомнить нашего русского поединщика инока Ослябю, да и западноевропейских рыцарей-монахов. Впрочем, если уж оружие в Европе брал монах, то ему следовало придерживаться некоторых правил: ну, скажем, сражаться «без пролития крови», то есть стараться пользоваться не мечом, а булавой без шипов, хотя на рыцарей духовно-рыцарских орденов, таких, как госпитальеры или тамплиеры, это требование и не распространялось. Не следовало иноку и брать в руки арбалет, попавший под проклятие нескольких соборов, ну а во всем остальном он мало чем отличался от других воинов.

Гета – обувь монахов и крестьян.

Ну а вот в Японии в случае с монахами все было совсем не так. Получилось так, что они стали своего рода «третьей силой» в стране, хотя в основе их воинственности лежало все то же самое – жажда богатства, влияния и власти! Началось все с того, что, когда столица государства была перенесена из Нара в Киото, возникла вражда между старыми храмами Нара и новыми – основанными на горе Хиэй монастырями Энрякудзи и Миидэра. Тогда же, в августе 963 года, по приказу императора во дворце состоялся религиозный диспут, на котором обсуждались некоторые принципы веры и куда из монастырей Нара и с горы Хиэй были приглашены двадцать монахов. Но диспут оказался бесплодным, договориться на нем не удалось, напротив, он только лишь послужил поводом к новым раздорам. Не было мира и в самих монастырях. В 968 году монахи Тодайдзи даже подрались со своими соседями из Кофукудзи из-за спорного участка земли. В 981 году неудачные выборы настоятеля Энрякудзи привели к тому, что монахи в нем разделились на две партии и даже пытались убить одного из претендентов на этот пост. С другой стороны, растущие богатства храмов становились все более заманчивой приманкой для самурайских вождей, готовых ради золота на время забыть о религии. Существовала также угроза со стороны правительственных сборщиков налогов, которые гораздо смелее действовали на подлежащих налогообложению монастырских землях, чем в «дарованных» самураям владениях. Вот почему монастыри горы Хиэй посчитали необходимым создать свою собственную армию, чтобы иметь возможность дать отпор любым посягательствам со стороны. Монастырь Кофукудзи вынужден был последовать его примеру, в особенности после того, как монахи Энрякудзи напали на святилище в Киото, которое подчинялось Кофукудзи. В результате вокруг большинства самых крупных монастырей в Киото и Нара собрались многие тысячи вооруженных людей, и в течение двух последующих столетий их выступления как тревожили суеверных придворных императора, так и грозили смертью и разорением рядовым жителям Киото.

По-японски воинствующих монахов называют словом «сохей». Это слово состоит из двух иероглифов: первый – «со» – имеет значение «буддистский монах или священник», а второй – «хей» – «воин или солдат». Другое слово, которым в японских текстах обозначали воинствующих монахов, – «акусо», что переводится как «злой монах». В искусстве войны они ничуть не уступали формирующемуся в то же время сословию самураев, причем многие монастыри намеренно убеждали людей принять монашество только лишь ради того, чтобы обучиться военному делу. Этими рекрутами обычно оказывались беглые крестьяне или мелкие преступники, они же в основном и сражались за монастыри. Служение богам по традиции было делом благородных, однако даже многие священнослужители высокого ранга – гакусё (ученые-монахи) – охотно вступали в бой, если возникала такая необходимость. В Киото главным источником причиняемых монахами беспокойств была гора Хиэй, поэтому там они получили имя ямабуси («воины горы»). Нужно отметить, что изначально название «ямабуси» относилось исключительно к последователям секты Сюгендо. Эти монахи предпочитали предаваться духовным практикам и паломничеству и никогда не действовали в составе организованных армий. Но так как иероглиф «яма» означает «гора», выходцев с горы Хиэй также ошибочно называли «горными монахами», хотя они к секте Сюгендо никакого отношения не имели.

Воинствующий монах (сохей). Середина ХIX в. Токийский национальный музей.

Конечно, важным оружием монахов был страх перед богами, ведь монах мог любого проклясть, а это было очень страшно. Также у каждого из них были четки, нередко весьма крупные и тяжелые, и они были готовы в любую минуту «велеть своим бусинам» обрушить проклятие на голову того, кто их обидит, а это было «весомое проклятие»! Это особенно действовало на придворных, жизнь которых была подчинена строгим требованиям религии и которые верили во всевозможные предзнаменования и предсказания. Гора Хиэй была их священным стражем, несмотря на то что этот дом божий давно уже превратился в самое настоящее логово разбойников. Вероятно, что из каждых пяти монахов-воинов четверо даже не проходили настоящего обряда посвящения, а ограничивались только лишь символическим бритьем головы. Однако большинство мирян об этом просто не задумывалось, предпочитая видеть в каждом монахе – монаха!

Еще одним средством воздействия на непокорных, кем бы они ни были, являлся большой переносной и богато украшенный позолотой микоси (ковчег), в котором, как считалось, обитало божество. Его переносили на длинных шестах до двадцати монахов сразу. Враждебные действия против микоси расценивались как нападение на самих богов, то есть обычно на такое святотатство никто не решался. И вот такие микоси монахи просто оставляли на улице, а сами возвращались на гору. Так они и стояли там на страх горожанам, пока все требования монахов не были удовлетворены.