Генри Ли - История инквизиции

Климент вызвал Моле, который явился в сопровождении трех высших сановников ордена, бывших тогда во Франции: наставника Кипра, Рембо де Карон, наставника Аквитании и Пуату, Жофруа де Жонвилль и визитера Франции, Гуго де Перо. Им были сообщены обвинения во всей их непристойной наготе. Климент имел после этого смелость заявить перед лицом всей Европы, что Моле перед своим арестом в присутствии своих подчиненных рыцарей и разных мирян и духовных лиц сознался ему в справедливости этих обвинений; но это – возмутительная ложь. Тамплиеры вернулись в Париж, по-видимому, совершенно успокоенные и убежденные, что они вполне оправдались.

Накануне своего ареста, 12 октября, Моле имел даже честь на погребении жены Карла Валуа, Екатерины, держать шнурок балдахина; по всей вероятности, честь эта ему была оказана, чтобы усыпить всякое подозрение с его стороны. Мало того, 24 августа Климент писал Филиппу, убеждая его заключить мир с Англией; в своем письме он упоминает об обвинениях, выставленных королем против тамплиеров во время их свиданий в Лионе и Пуатье, и о представлениях, сделанных по этому поводу агентами короля. Жалобы эти, писал он, показались ему невероятными и невозможными; но Моле и высшие сановники ордена жаловались на эти несправедливые обвинения, многократно просили расследования и соглашались подвергнуться самым суровым наказаниям, если будет признана их виновность; вследствие этого Климент, по настоянию своих кардиналов, предполагал, по возвращении в Пуатье, начать это расследование, почему и просил короля переслать ему находившиеся в его руках документы.

Очевидно, что до этого времени Климент мало заботился об этом деле и старался, насколько это было возможно, замять его; но у Филиппа в руках были все необходимые средства для достижения цели, и он был уверен, что если Церковь будет вовлечена в это дело, то Климент не будет более в состоянии отказать в помощи. Инквизитор Франции, Гильом Парижский, был в то же время капелланом короля, и поэтому на него можно было рассчитывать. В силу своего служебного положения он обязан был знакомиться со всяким обвинением в ереси и обращаться к содействию светской власти; с другой стороны, его авторитет ставил его выше всяких специальных привилегий и личной неприкосновенности членов ордена. Достойные веры свидетельские показания объявляли тамплиеров еретиками; и брат Гильом только следовал строго букве закона, когда приказал Филиппу арестовать рыцарей, находившихся на его территории, и представить их на суд инквизиции.

Необходимыми условиями успеха были тайна и единство действия. Когда Филипп увидел из письма Климента, что не может рассчитывать на непосредственное сотрудничество Папы, то начал действовать единолично, не теряя ни минуты. Он всегда старался, чтобы все решения делались по приказанию инквизитора, а чтобы оправдать свою поспешность, выдумал, что рыцари собирали свои сокровища и готовились бежать. 14 сентября были посланы к различным представителям короля на всей территории Франции королевские грамоты с приказанием арестовать по просьбе брата Гильома одновременно 13 октября всех членов ордена и наложить секвестр на все их имущество. 20 сентября брат Гильом разослал инквизиторам, доминиканским приорам, субприорам и лекторам циркуляр с приказанием действовать и перечислял преступления тамплиеров, которых, по его мнению, было достаточно, чтобы потрясти землю и разрушить все элементы. Он говорил, что рассмотрел все свидетельские показания и истребовал содействия короля, при этом он ловко добавлял, что Папа был осведомлен об обвинениях, выдвинутых против рыцарей.

В королевских инструкциях приказывалось держать арестованных тамплиеров в строгом одиночном заключении; они должны были являться перед комиссарами инквизиции поодиночке, один за другим; им должна быть прочтена сущность обвинения; им должно быть обещано прощение, если они согласятся признаться и вернуться в лоно Церкви; их должно предупредить, что в случае упорства они будут преданы смерти и что будет применена пытка, чтобы добиться от них сознания. Собранные таким путем показания, скрепленные печатью инквизиторов, должны быть немедленно доставлены королю. Все имущество тамплиеров должно быть немедленно секвестровано и тщательно переписано. Приступая к делу, которое должно было вызвать сильное волнение, нужно было, прежде всего быть в состоянии оправдать его ссылкой на первые признания обвиняемых, и в этом отношении, чтобы добиться желательного результата, не было упущено ничего: ни обещаний, ни угроз, ни насилий.

Все это строго согласовалось с инквизиционной практикой, и результаты оправдали ожидания короля. Благодаря ловкости Ногаре, которому было поручено ведение всего этого дела, аресты были произведены по всему королевству 13 октября на восходе солнца; немногим тамплиерам удалось бежать. Ногаре лично захватил Парижский Тампль, где было арестовано около ста сорока тамплиеров, в том числе Моле и высшие сановники ордена. Богатства ордена перешли в руки короля. Много указаний предвещало эту катастрофу, но тамплиеры плохо знали смелость Филиппа и не сделали ничего для предотвращения удара. Отныне они, безоружные, находились во власти безжалостного трибунала, который сумеет вырвать у них по своему желанию сознание в виновности и предать их на презрение и проклятие всего человечества.

Первой заботой Филиппа было обеспечить себе поддержку общественного мнения и успокоить волнение, вызванное этим неожиданным событием. На другой день, в субботу 14 октября, магистры университета и каноники кафедрального собора были приглашены в собор Парижской Богоматери, где Гильом Ногаре, парижский прево и другие сановники представили изложение преступлений, в которых были обвинены тамплиеры.

На следующий день, в воскресенье 15-го, народ был созван собраться в саду королевского дворца, где доминиканцы и королевские ораторы разъяснили ему дело; подобные же меры были приняты по всему королевству. В понедельник 16-го были посланы королевские письма ко всем князьям христианского мира; в них извещалось об открытии ереси тамплиеров, и князья побуждались прийти королю на помощь в деле защиты веры, следуя его примеру. Тотчас же после этого инквизиция усердно принялась за дело.

С 19 октября по 24 ноября брат Гильом и его помощники отобрали и записали признания ста тридцати восьми узников, арестованных в Парижском Тампле; приемы, применявшиеся ими, были настолько действенны, что все, за исключением трех, сознались, по крайней мере, в некоторых предъявленных им обвинениях. Каковы были эти приемы, об этом, конечно, в протоколах не говорится, ибо мы знаем, что официально сознание всегда составлялось по выходе из комнаты пыток, и жертва обязана была принести клятву, что она сознавалась свободно и без принуждения, не от страха или насилия, хотя несчастный знал, что если он откажется от того, что сказал или что обещал сказать на колесе, то его ждала новая пытка или костер как еретика-рецидивиста.