Надежда Гарифуллина - Анти-Зюгинг [Зюгановщина как оборотная сторона горбачевщины]

— Ну хорошо, Горбачев заболел, и поэтому к нему на дачу нельзя дозвониться. А Раиса Максимовна тоже больна? Зять, дочь — и вы верили в эту «семейную» эпидемию?

— Но они же не могли звонить, там все было оцеплено. Я видел это в Форосе своими глазами. А во-вторых, я продолжу — мне говорили, что Горбачев еще раньше знал о составе комитета. А в комитет они хотели ввести и меня. Я категорически от всего отказался.

— Янаев еще 19-го дал всем понять, что, если «нужно», вы тоже войдете в ГКЧП. Помните его пресс-конференцию?

— Да.

— Что вы не в составе ГКЧП только потому, что им было нужно разделить законодательную власть и ГКЧП.

— Да. Да! Конечно, им хотелось привязать председателя Верховного Совета к себе, и я их понимаю. Но это не получилось. Я сделал все, чтобы не допустить крови, чтобы не было нарушения законности в стране... поэтому немедленно, как только мне сообщили, был поставлен вопрос о неприкосновенности ряда депутатов, которых задержали, в том числе и депутата Гдляна. Надо сказать, что он был отпущен. Я потребовал это. Правда, не сразу.

— Нарушений законности с 19-го по 21-е действительно почти не было. За малым исключением, как говорится.

—Но это еще не все. Ко мне поступили сигналы, что готовится атака на Белый дом. Я тут же позвонил военным и твердо сказал, что они будут головой отвечать, если в Белом доме (или вокруг него) начнутся какие-то акции. Там же — люди, могла быть кровавая мясорубка...

— Говорили с Язовым?

— Я говорил с военными, и в том числе — и с Язовым. Вот, кстати: сколько бы ни говорили, но никакого штурма Белого дома не было. Не было! Шума было много. Баррикады были. Мне звонил Хасбулатов, потом Столяров, Силаев — и штурма не было. Нам удалось добиться, чтобы утром 21-го была проведена коллегия Министерства обороны, а с ночи из столицы начался вывод войсковых формирований.

Вот что было сделано.

Когда утром 20-го ко мне пришли Руцкой, Силаев и Хасбулатов, мы почти полтора часа (если не больше) разговаривали с ними и договорились об очень многих вещах. Я почувствовал, что у нас есть основа для взаимодействия.

— Вы стали единомышленниками?

— Знаете, об этом сейчас забывают, но после их визита ко мне был издан указ президента Ельцина, который — я цитирую — начинался следующими словами: «переговоры, проведенные руководителями РСФСР с Председателем Верховного Совета СССР Лукьяновым, по существу размежевавшимся с так называемым ГКЧП СССР, подтверждают антиконституционность образования и действия этого комитета...» Вот что было записано. На всю Россию. А когда эти товарищи от меня уехали, я твердо решил вырваться на телевидение или радио под таким девизом, что я в эфире начну говорить об одном, а потом неожиданно обращусь к советским людям. Я даже набросал записку, по которой мог бы говорить, но потом так сложились обстоятельства. .. звонили из республик — оставайся на месте, не с кем связаться, оставайся на месте, потому что мы должны с кем-то контактировать... Да и потом, наверное, я все равно не смог бы все это произнести — короче, я забыл про эту записку, но, когда путч уже кончился, когда я вернулся в Москву из Фороса, я случайно ее нашел. Посмотрите, в каком она виде, рваная вся — видите?

— Да. Вижу.

— Вот она, эта записка: «Дорогие товарищи! Я вынужден к вам обратиться через открытый эфир, чтобы просить вас о помощи и поддержке вашей^вами избранной власти. Конституция, как вы знаете, не предусматривает никаких особых комитетов чрезвычайного положения, которым бы принадлежала вся — в кавычках — полнота государственной власти управления. Такая власть законно принадлежит только Верховному Совету СССР, Верховным Советам республики, местным советам. Нас лишили законно избранного президента, о судьбе которого я ничего не знаю и вот уже второй день не могу добиться поездки к нему. Я надеюсь, что он в безопасности, но против него творится беззаконие и произвол, что бы нам ни стоило, надо вызволить его из беды. Теперь мы с горечью понимаем, насколько нам нужна президентская власть и контроль советов за теми, кто посягнул на гражданские свободы. Связывайтесь с нами. Помогайте нам! Поддерживайте ваших депутатов. Нам не по пути с мятежниками. Их времена прошли. Я говорил почти со всеми руководителями наших республик, они помогут союзной власти. У нас — общий язык с руководством России. Сегодня утром мы условились об этом с товарищами Руцким, Хасбулатовым и Силаевым. Если с нами что-то произойдет, знайте: союзный парламент стоял и стоит за Конституцию, советскую власть и правопорядок. Он — против мятежа. Против заговора, который является «заговором обреченных». Если это не будет передано, пусть работники телевидения передадут пленку народу. Верховный Совет будет делать все, чтобы вызволить нашу Родину из беды...» Вот — такой документ.

— Как же можно было его потерять?

— Нет, я не потерял и не забыл... я просто хочу вам сказать, что я так и не смог бы это произнести... он был только написан. Я понимаю, конечно, это не доказательство моей искренности...

— Еще бы.

— Но вы взгляните, в каком он виде, каким почерком он написан. Видите? Это написано тогда. Вот какая была обстановка. Да и по стилю он говорит о том, какая была ситуация... нервозная и все прочее.

Я убежден, что сейчас будет сделано все, чтобы изобразить меня одним из организаторов заговора. А я вам скажу так. Наверно, я сделал ошибку, можно было бы и не ехать в Форос, как-то удержаться, но тогда я бы чувствовал себя преступником.

— Зачем же все-таки туда поехали Крючков, Язов, на что они рассчитывали, как вы думаете?

— Мне трудно сказать. Объяснить что-то Михаилу Сергеевичу, по-моему...

— Эти люди так наивны?

— Можно объяснить и так. Да и заговорщики они какие были? Прошу прощения, но с моей точки зрения — дилетанты.

Кстати, члены ГКЧП все время мне говорили, что вот они введут чрезвычайное положение, а потом вернется Михаил Сергеевич и он сможет, так сказать, воспользоваться плодами наведения порядка. Но мне нужна была встреча с президентом! Утром 21-го я приехал в Министерство обороны СССР и сказал: любым путем, на любом самолете пустите меня к Михаилу Сергеевичу. Тогда и был дан самолет. В него вместе со мной сели Ивашко и четыре представителя ГКЧП. Я повез их в Крым. Меня встретил командующий Черноморским флотом, и нам дали возможность быстро добраться до Фороса. Первое требование Михаила Сергеевича, переданное через его охрану, через помощников, было — восстановить связь. Ко мне бросился Крючков: что делать?

— К вам?

— Ко мне. Я сказал: связь немедленно восстановить! Она была восстановлена через полчаса, потому что ее все-таки основательно нарушили. Михаил Сергеевич смог связаться с республиками, с Бушем, с главными военными силами. А уже через два с половиной часа подлетел Руцкой со своей командой...