Екатерина Алтабаева - Смутное время. Севастополь в 1917-1920 годах

В гостинице «Бристоль» остались только некоторые высшие чины штаба, поддерживающие связь с фронтом. В пустых номерах навалены груды бумаг, лежат винтовки. В ночь с 12 на 13 ноября Врангель переходит в гостиницу Киста, здесь же располагается его штаб, службы генерала Скалона. Утром становится известно, что фронт проходит у станции Сарабуз, севернее Симферополя. Отступление идет почти без соприкосновения с противником. Тем временем первые боевые части уже вступали в Севастополь. Для прикрытия погрузки войск Главнокомандующий дает директиву: занять линию укреплений 1855 года. С этой целью генералу Скалону передаются части Алексеевского, Сергеевского артиллерийского и Донского атаманского училищ. Они должны были прикрывать Северную сторону. От линии железной дороги и дальше к морю выставлялись заставы от частей генерала Кутепова. Сам Кутепов прибыл со своим штабом уже к вечеру. Погрузку планировалось закончить до 13.00 следующего дня.

б) 13 ноября

Улицы города снова переполнены, но главная сутолока на этот раз не у пристаней, туда не торопились, а у ресторанов и кафе. Добровольцы, народ обстрелянный, знали, что неприятель еще далеко, и можно несколько часов повременить с погрузкой.

Сапожников Алексей Львович (1906-1989). Из дворян Нижегородской губ., сын офицера лейб-гвардии Павловского полка. Мать — Ксения Сергеевна, урожденная Казн. В 1920 Сапожников жил в Крыму, написал воспоминания об этом времени. Его перу принадлежит ряд исторических трудов.

Туроверов Николай (1899-1972). Участник 1-й мировой, гражданской и 2-й мировой войн. В эмиграции с 1920 г. Жил во Франции, в Париже.

Уходили мы из Крыма

Среди дыма и огня,

Я с кормы все время мимо

В своего стрелял коня.

А он плыл, изнемогая,

За высокою кормой,

Все не веря, все не зная,

Что прощается со мной...

Сколько раз одной могилы

Ожидали мы в бою.

Конь все плыл, теряя силы,

Веря в преданность мою...

Мой денщик стрелял не мимо,

Покраснела чуть вода...

Уходящий берег Крыма

Я запомнил навсегда

Н.Туроверов. 1940 г.

Алексей Сапожников, потомок известной в Севастополе фамилии Кази, тогда 14-летний подросток, вспоминал: «Пока проходил поток беженцев, я не отходил от дома, но в тот день я с целой компанией ребят уже прогуливался возле Графской пристани. В середине дня на Нахимовскую площадь вдруг въехал большой отряд донских казаков. Они выстроились у памятника Нахимову большим каре и спешились. В середину вышел казачий генерал и обратился к ним с небольшой речью. Судя по тому, что до нас донеслось, смысл этой речи был следующий: «Мы покидаем Родину, быть может, навсегда, кто хочет, может остаться». После этого послышались команды, и казаки стали расседлывать лошадей, снимать вьюки и строиться в стороне пешей колонной. Человек пятнадцать, наоборот, сели верхом, взяли по несколько лошадей в повод и медленно поехали прочь — это были остающиеся.

Мы подошли ближе, казаки прощались с конями, и один старый вахмистр, обнимая свою лошадь, со слезами просил нас взять ее и передать в хорошие руки. Но что мы могли сделать, когда у всех нас не было никакого хозяйства, где могла бы понадобиться лошадь. Вскоре казаки двинулись к Графской, там в это время уже подошли военные катера с большими баркасами на буксире. Они приняли казаков и повезли на рейд, где стояла уйма транспортов и военных кораблей».

в) 14 ноября

14 ноября в 10 часов утра Врангель обошел на катере бухту, инспектируя ход погрузки. Значительно потеплело, на море сохранялся штиль, что было очень важно для перегруженных судов. На пристани оставались последние несколько сот человек, среди них телеграфисты, ординарцы, юнкера. Врангель благодарил всех за службу: «Оставленная всем миром, обескровленная армия, боровшаяся не только за наше русское дело, но и за дело всего мира, оставляет родную землю. Мы идем на чужбину, идем не как нищие, с протянутой рукой, а с высоко поднятой головой, в сознании выполненного до конца долга...»

К 14.00 погрузка была закончена. На белых ступенях Графской пристани появилась высокая фигура Главнокомандующего в серой шинели. Следом идут Шатилов, Скалой, еще несколько офицеров. Об этом пронзительно напишут многие, и даже пламенный певец революции Владимир Маяковский:

Хлопнув дверью, сухой, как рапорт,

Из штаба опустевшего вышел он.

Глядя на ноги шагом резким шел

Врангель в черной черкеске.

Город бросили.

На молу — голо.

Лодка шестивесельная стоит у мола.

И над белым тленом,

как от пули падающий,

на оба колена

упал Главнокомандующий.

Трижды землю поцеловавши,

трижды город перекрестил.

Под пули в лодку прыгнул...

— Ваше

превосходительство, грести?

— Грести!

Поэма «Хорошо», 1927 г.

Катер с офицерами на борту отходит от пристани и берет курс на крейсер «Корнилов». Корабль, предназначенный для Главнокомандующего, перегружен, как и все остальные. Палубы, трюмы, кубрики переполнены беженцами. На рейде судно простояло до ночи и снялось с якоря, когда в открытое море ушли почти все. Но идет крейсер не к турецким берегам, а в Ялту, Феодосию. Врангель желает лично убедиться, что и здесь погрузка прошла успешно.

Всего на 126 судах было вывезено 145 693 человека, не считая команд.

Но как было думать,

Что это до самой смерти?

Совсем? Навек?

З.Гиппиус. «Отъезд»

3. Судьба русской эскадры

17 ноября 1920 года Русская армия прибыла в Константинополь. До турецкого берега дошли почти благополучно. Сложнее всего пришлось судам, вышедшим из Керчи. Они попали в семибалльный шторм, в результате чего затонул эскадренный миноносец «Живой», на борту находилось 260 человек.

Крест, утвержденный Врангелем в ноябре 1921 г. для моряков, эвакуированных в Бизерту. Этот «Бизертинский» крест принадлежал капитану 2-го ранга Рыкову Ивану Сергеевичу. В 1998 году передан дочерью Рыкова Валентиной Ивановной в дар председателю Севастопольского Морского собрания Стефановскому В.В. в благодарность за его работу по восстановлению памяти о Русской эскадре и ее моряках.

По приходу в Константинополь войска и беженцы перешли на берег, флот же был реорганизован в Русскую эскадру под командованием М.А.Кедрова, позже ее возглавил М.А.Беренс.

В декабре 1920 года, по решению Франции, эскадра должна была совершить переход к берегам Туниса. Здесь, в Бизерте, военно-морской базе на Средиземном море, для русских кораблей была выделена военная гавань Сиди-Абдала на большом озере, соединяющимся с морем 7-километровым каналом. В середине января 33 корабля с 5,5 тыс. человек на борту дошли до Бизерты. Для одних она стала местом многолетней стоянки, для других — последним пристанищем.

Судьба членов экипажей сложилась по-разному. Кто-то почти сразу уехал в другие страны, кто-то нашел работу в Тунисе. Но оставшиеся на судах моряки продолжали нести службу: строго соблюдали корабельный распорядок, проводили учения, осуществляли посильный ремонт.