Жан-Кристиан Птифис - Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне

Но Иисус молчал. Даже в кратких и неполных пересказах Матфея и Марка эта тишина ощутима. Евангелисты отмечают изумление Пилата, который заинтересован и раздражен этим странным упорным молчанием. Наместник снова становится высокомерным. «Это мне ты отказываешься отвечать? Или ты не знаешь ли, что я имею власть распять тебя?» Так Пилат напоминает, что именно в его руках находится вся полнота власти, абсолютное могущество и ни один внешний и противоречащий римскому праву закон не в силах его ограничить. Да, он всемогущ! Потому находящийся в его власти человек должен быть посговорчивее, если действительно хочет вернуть себе свободу. Иисус отвечает ему туманно: «Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал Меня тебе». О ком здесь речь, об Иуде? Нет, поскольку не бывший ученик отдал Иисуса римлянам. О Каиафе и других высокопоставленных иудеях? Это более вероятно, поскольку именно они отказались признать его. Итак, Иисус говорит о власти, которой располагает Пилат. Не нужно видеть в этих словах рассуждение в духе святого Фомы Аквинского о том, что светская власть ограничена Божественной волей. Согласно христианской традиции Иисус добровольно отказывается от жизни. И только поэтому римский префект получает от Бога Отца на короткий срок право судить его и вынести ему приговор по земным законам. И потому Иисус рассудил так: Пилат совершил грех, но все же меньший, чем грех первосвященников.

Несмотря на свое положение и загадочные слова обвиняемого, Пилат не мог вынести смертный приговор. Он уже достаточно наказал узника. Пилат вновь вышел к толпе и объявил, что собирается отпустить Иисуса. В ответ он услышал: «Если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю». Первый раз Пилат слышит в свой адрес угрозы. «Друг кесаря» — официальное звание, которое имели несколько высокопоставленных императорских сановников и Пилат тоже. Вероятно, звание он получил при посредничестве Сеяна. «Всякий, кто был другом Сеяна, тем самым удостаивался расположения принцепса» {721} , — пишет Тацит. Так могущественный деятель благодарил за службу. В первые годы существования Римской империи «друзья Августа» были особым родом знати. На монетах, которые выпускал правивший в 37–44 г. Ирод Агриппа I, чеканили слово philokaisar («друг кесаря») {722} . Итак, угроза была серьезная. Это настоящий шантаж! Анна и Каиафа, не преуспев в использовании иудейского права, апеллировали теперь к римскому и пытались обернуть его против префекта. Они грозились подать жалобу в более высокую инстанцию.

После этого Иоанн пишет: «Пилат, услышав это слово, вывел вон Иисуса и сел на судилище, на месте, называемом Лифостротон, а по-еврейски Гаввафа… И сказал Пилат Иудеям: се, Царь ваш!» Это решающий момент, кульминация процесса. В толковании этого отрывка есть одна интересная трудность, на которую следует указать: возможны варианты перевода, и в зависимости от того, какой из них выбран, смысл слов полностью меняется. В греческом тексте используется слово ekathisen от глагола kathizein. Однако этот глагол может быть переведен и как «садиться», и как «усадить». Первый перевод фразы, более традиционный, звучит так: «Пилат вывел вон Иисуса и сел на судилище». Второй — «Пилат вывел вон Иисуса и усадил Его на судилище». За вторую, более оригинальную интерпретацию текста выступал отец Ла Поттери {723} , она же применяется в экуменическом переводе Библии. Этот перевод близок к отрывку из апокрифического Евангелия от Петра, написанного во II в. Иоанн пишет об этой сцене с особой торжественностью: он старательно переводит название места и говорит: «Гаввафа» — это слово означает «вершина», что указывает на дворец Ирода Великого, стоявший на самом высоком западном холме города. Более того, Иоанн уточняет час: шестой, полдень — то есть время начала пасхальных торжеств, которые полностью развернутся лишь на следующий день. В шестом часу совершается ежедневная жертва, Тамид, и перерезают горло первым жертвенным ягнятам. Торжественность рассказа Иоанна может навести на мысль, что второй перевод все-таки верен. Тогда описание этой мощной сцены будет вполне соответствовать символике текстов евангелиста. Действительно, получается, что вместо того, чтобы вернуться на судейский помост, Пилат вводит на него Иисуса, все еще одетого в царский наряд, с короной из шипов на голове, и усаживает его на курульное кресло. «Вот Царь ваш!» — снова восклицает наместник. Христианин понимает это так: Иисус здесь — полный величия председатель высшего суда. Он — царь и судья, но в то же время приносимый в жертву пасхальный ягненок, Агнец Божий. Римские и иудейские власти полагали, что они судят Иисуса. Но на самом деле он их судья, а они — приговоренные! Это изумительная сцена — возведение Иисуса на царский престол! Это кульминация Страстей и самый драматичный их момент! Если эта интерпретация верна с точки зрения филологии {724} , незаменимый свидетель Иоанн снова уловил подлинный духовной смысл происходящего.

«Вот Царь ваш!» Возможно, Пилат, разыгрывая очередную комедию, хотел не снова посмеяться над главными людьми иудеев, а получить от них то, что хотел, — свободу для Иисуса и конец этого неприятного дела. В этом случае он ждал от иудеев не жалости, а признания того, что в конечном счете не стоит тратить силы на травлю этого ничтожного и слабого царька, который не является настоящим соперником императора.

Однако возбужденная первосвященниками толпа завопила: «Смерть ему, смерть!», то есть буквально «Возьми, возьми Его!». А затем: «Распни, распни Его!» Пилат решился на последнюю провокацию: «Царя ли вашего распну?» Первосвященники ответили: «Нет у нас царя, кроме кесаря!» Удивительно слышать это от высших иерархов иудейской религии, которые раньше всегда стремились сохранить самобытность своего народа. Отец Ксавье Леон-Дюфур по этому поводу замечает: «Если рассматривать эти слова вне контекста, они — отрицание абсолютной власти Бога над Израилем, а значит — отрицание самой веры в иудейского Бога, единственного Царя над народом Завета; веры, которая воспевалась именно в Пасхальной Агаде» {725} .

«Тогда наконец, — пишет Иоанн, — он предал Его им на распятие». Эта фраза плохо построена, а потому ее часто неверно понимают. Под местоимением «им» Иоанн имеет в виду не первосвященников или иудеев, а римских солдат, которые увели Иисуса. Евангелист вообще часто допускает грамматические ошибки (как, впрочем, и Лука). По своей трусости и малодушию Пилат отступил. Он предпочел совершить несправедливость, чем дожидаться, пока первосвященники подадут жалобу непосредственно Тиберию — беспощадному и непредсказуемому императору.