Жан-Поль Ру - История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней

Несмотря на всё, что сближало оба народа и объединяло их против местных царств — возможной добычи или агрессоров, между ними не обходилось и без конфликтов: скифы были беспокойны, непостоянны, считали нужным пробивать себе пути, грабить ради выживания, находить новые места и могли это делать только в ущерб другим. Как приспособленцы они порой забывали о расовом братстве, об общих интересах и присоединялись к сильнейшему, в данном случае — к ассирийцам, которым они, как уже упоминалось, иногда оказывали услуги, которые пытались примириться с ними и даже подкупить их, с тех пор как время, когда скифский вождь Ишпакай напал на ассирийцев (ок. 678 до н. э.) и не добился успеха, прошло. Неудача этого набега заставила Партатуа, сына Ишпакая, сохранять мир с ассирийцами и даже служить им, чего бы это ему ни стоило. Возможно, скифы спасли Ассирию, напав с тыла на мидийцев как раз в момент, когда те, казалось, уже побеждали (653 до н. э.). Однако в повседневной жизни они должны были терпеть мидийцев, как и мидийцы — их, потому что царство Манна скифы сделали плацдармом для набегов на Плодородный полумесяц, на Сирию до самых границ Египта, на Анатолию, где, как мы видели, они истребили киммерийцев. Геродот уверяет, что они господствовали на Ближнем Востоке двадцать восемь лет — срок, который некоторые историки считают слишком долгим. Наконец мидийцы сочли их присутствие слишком тягостным и решили от них избавиться. Они пригласили скифского царя Мадия, сына Партатуа, и его вельмож на праздник и убили их — по крайней мере, такова версия Геродота. Примем её! Пиры на Востоке всегда подозрительны. Они ещё часто будут зловещими, как пиры Ксеркса, о которых рассказывают тот же Геродот или Книга Есфирь, как пир Валтасара или, гораздо позже, пир Ирода и Иродиады. Допустим, что эта резня случилась в 625 г. до н. э. Возможно, во всяком случае, около 627 г. до н. э. скифы ещё были могущественными, коль скоро Иеремия призывает их на помощь против Вавилона наряду с урартами, маннеями и мидийцами (Иер. 51:27).

После этого побоища скифы отхлынули на Северный Кавказ, в причерноморские степи, хотя некоторые, несомненно, остались (это произошло в последней четверти VII в. до н. э. или в самом начале VI в. до н. э.). Они увезли с собой не только трофеи, как видно по находкам в Келермесском кургане (первая половина VI в. до н. э.), но и целую культуру, которая сыграет решающую роль в создании их великой художественной школы.

Не факт, что захоронение в Хасанлу, городе, который, похоже, был столицей царства Манна и где обнаружили мощную городскую стену и дворец с роскошным портиком, видимо, прообраз дворца Ахеменидов, — именно скифское, а не маннейское. Это было первое захоронение в Иране, где нашли останки лошадей, принесённых в жертву, отчего его можно счесть скифским, но это значило бы, что в VIII в. до н. э. и даже в IX в. до н. э., когда погребли этого покойника, в Северо-Западном Иране уже присутствовали скифы. Однако это можно допустить, поскольку не исключено, что скифы, как и киммерийцы, служили в оседлых государствах наёмниками. Зато бесспорно скифским является клад конца VII в. до н. э. из Зивийе, найденный в большом бронзовом сосуде в 1947 г. к югу от озера Урмия. То, что лошади были принесены, в жертву, не доказано, но это можно предположить, судя по тому, что под голову покойнику были положены удила. Наряду с тем, что станет обычными находками в скифских мавзолеях VI в. до н. э.: пекторалями, ножнами, панцирями, чашами, — здесь найдены бесспорно женские украшения, а именно четыре золотых булавки, двадцать одна серебряная и пятнадцать бронзовых, и это наводит на мысль, что вместе с мужьями хоронили жён. Стиль изделий, представляющий собой смесь ассирийских, иранских, анатолийских и прежде всего урартских традиций, — очень религиозный. То есть присутствуют фигурки богинь, двумя руками поддерживающих груди, а в изображениях животных, сделанных в явно скифской манере, заметно противопоставление добра и зла, уже ассоциирующееся с маздеизмом. Особенно интересными кажутся мне две скульптуры. Одна из них — лев с двумя телами и одной головой, первое известное воплощение сюжета, который будет широко распространён даже в нашем западном средневековье. Другая изображает сцену родов — редкий мотив, который тем не менее встретится в XIII в. как в арабской живописи Багдадской школы, так и в сельджукской деревянной скульптуре. Родство между ними почти несомненно, но можно задаться вопросом, каким загадочным путём оно возникло. Тот же вопрос относится к вотивным щитам, какие якобы подвешивали в святилищах прежде всего в Луристане, но также в Урарту. Ассирийцы писали, что во время разграбления храма в Мусасире близ Урмии в 714 г. до н. э. они захватили шесть таких золотых щитов и двенадцать серебряных. Это интересная информация, поскольку позволяет связать урартскую цивилизацию с цивилизацией степных кочевников, вешавших щиты у входа в шатёр, и с цивилизацией сельджуков, помещавших на том же месте большие диски, высеченные из камня, которые я всегда считал характерными для сельджуков.

Киммерийцы и скифы только прошли по ближневосточным землям высокоразвитых цивилизаций и, пусть даже оставили о себе память, но ничего там не возвели. Будущее принадлежало древним обитателям этих земель: персам и мидийцам. Оба этих народа, находившиеся в близком родстве, создание своих монархий приписывали более или менее мифическим персонажам, персы — Теиспу (678-640? до н. э.), мидийцы — Дейоку (722-675? до н. э.), и это показывает, что рождение монархий приходится на рубеж семисотого года до нашей эры. Однако вторые опередили первых, проторили им дорогу и заложили основы государства, которое станет первой великой империей в истории, одной из самых могущественных и самых значимых.

Геродот, родившийся около 485 г. до н. э. и умерший около 406 г. до н. э., пересказывает историю мидийцев очень подробно, но ему не стоит слепо доверять. Не то чтобы следовало подвергать сомнению его добросовестность и серьёзный подход. Его сведения почти всегда солидны и достоверны, но он писал лет через двести пятьдесят после самых ранних событий, о которых повествует, и лет через сто после позднейших, то есть смерти Астиага (550 до н. э.), и излагал скорей то, что сочли нужным сообщить и обнародовать иранцы, чем то, что происходило на самом деле. Век или два — это для человеческой памяти много и даёт возможность для появления мифов и эпопей. Согласно Геродоту, мидийцы, прежде разрозненные и разделённые на шесть племён, были объединены человеком, которого мы только что упомянули, Дейоком (Дайакку), который царствовал пятьдесят три года, с 721 по 675 г. до н. э. Ему наследовал Фраорт (Фравартиш), которого отождествляют или отождествляли с Каштарити, правил двадцать два года, с 675 по 653 г. до н. э. (дата смерти подтверждена ассирийцами), и был убит во время конфликта с ассирийцами и скифами. Тогда последние якобы и установили свою власть на двадцать восемь лет. Позже или в то же время сорок лет царствовал Киаксар, либо после падения власти скифов, с 625 по 585 г. до н. э., либо он пришёл к власти раньше, при их владычестве, то есть в период с 653 по 625 г. до н. э. Наконец, на трон взошёл Астиаг и якобы удерживал его тридцать пять лет, с 585 по 550 г. до н. э. Впрочем, похоже, в эту красивую генеалогию не вписываются многие известные или упомянутые в других местах события. Даже отождествление царя, которого Геродот называет Фраортом, и Каштарити (Хшатриты) других источников «нельзя производить с полной уверенностью» (Labat, 1961).