Жан-Поль Ру - История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней

Однако война между обеими империями всё равно разразилась — они были соседями и не могли не стать врагами. Она продолжалась долго — шесть веков, конечно, не без перемирий и не без катастроф как для одной, так и для другой стороны. Её унаследуют, с одной стороны, византийцы, с другой — Сасаниды, а выгоду из неё в своё время извлекут арабы. Военные действия по-настоящему начались, когда Красс, наместник Сирии, захотел захватить иранские богатства, и начало войны вызвало много шума. В 53 г. до н. э. римлянин был разбит при Каррах, в Северной Сирии; его убили, его голову отослали в качестве трофея Великому царю; римские легионы были уничтожены, орлы захвачены. Рим был ошеломлён. Парфяне тоже, по-своему. Победа того, кто командовал их армией, — Сурены, едва ли не главаря шайки, в лучшем случае подданного, — была настолько громкой, что монарх, Ород I (ок. 57-39 до н. э.), ужаснулся. Он испугался, как бы тот не стал слишком могущественным, слишком популярным, и велел его убить. Этот поступок был странной наградой за один из самых блестящих успехов, какие когда-либо одерживали парфяне, он сделал очевидным могущество вассалов в их стране и выявил низость режима, предвещая его неизбежные поражения в будущем. Тем временем победители совершили опустошительные набеги на Малую Азию и оккупировали Сирию, изгнав из Иерусалима Ирода, римского ставленника. Urbs [город (лат.), т.е. Рим], конечно, решил отомстить. Впрочем, ему надо было также отстоять свои границы, поддержать верных сторонников, защитить свою Восточную империю. Задача сделать это выпала Антонию. Он оккупировал Киликию, вернул Ирода на престол, разбил в 38 г. до н. э. парфян при Гиндаре, но в 34 г. до н. э. несколько опрометчиво углубился на территорию Мидии и Армении, опередив свой обоз. Аршакиды пропустили врага вперёд и нанесли дерзкий удар по обозу. Антоний был вынужден спешно отступить.

Эти повторявшиеся неудачи показывали только, что ни одна из сторон не может одержать полной победы и война будет долгой. Август пожелал заключить мир. Фраат IV (ок. 32 до н. э.-2 н. э.) не возражал. Заключив мир, стороны обменялись жестами доброй воли. Иранец вернул орлов, взятых при Каррах, отправил в Рим четырёх сыновей. Римлянин послал в подарок суверену Ирана (37 г.) красивую рабыню Музу, которая стала фавориткой царя, сыграла немаловажную политическую роль, возможно, была замешана в его убийстве, а после его смерти вышла за его сына. Как говорят, благодаря ей, но на самом деле по причинам гораздо более общего характера римское влияние в Парфии стало господствующим; на высшем уровне в государстве Аршакидов образовалась романофильская партия, на которую иногда смотрели косо. По крайней мере, о некоторых случаях более или менее скрытого вмешательства римлян в парфянскую политику можно догадываться. Как могло быть иначе, если принцы жили в окружении Августа и возвращались, вступая на трон, настоящими латинянами — какой-нибудь Фраат IV, свергнутый в результате дворцового переворота, какой-нибудь Вонон, убитый Артабаном III, мидийцем по матери? История этого Артабана, коронованного в 10 г. н. э., свергнутого, а потом восстановленного на престоле римлянами (36-44), демонстрирует эффективность действий последних, как и история Тиридата II, эфемерного Царя царей, которого то изгоняли, то возвращали и который в конечном счёте в 32 г. до н. э. укрылся в Риме. Армянские аристократы, отреагировав на усиление римского влияния, выбрали себе сувереном в 54 г. парфянина Тиридата I (54-58; не путать с царём царей, носившим то же имя), брата Вологеза I (51-77), которые открыто высказывали антизападные взгляды, и Рим счёл, что не может этого потерпеть. Он послал армию под командованием Домиция Корбулона, который в 58-59 гг. изгнал Тиридата и оккупировал его царство. Однако улажено тем самым ничего не было. В слишком соблазнительной и несчастной Армении, которую всю её долгую историю ждала судьба земли, за которую спорят соседи, никогда ничего не будет улажено. Потребовались все дипломатические способности Нерона (54-68), чтобы в 66 г. прийти к компромиссу: царей Армении должны были назначать Аршакиды, но вводить в царское достоинство их полагалось в Риме. Тиридат вернул себе трон и царствовал с 66 по 78 г. Эта ситуация долго не продлится.

Армения осталась яблоком раздора, но не единственным. Нехватки в предлогах для вступления в войну никогда не ощущалось, и никакой возможности прекратить конфликт не было, потому что ни одно из двух государств не желало терпеть существования второго, а уничтожить его было неспособно. После победоносного похода Траяна в Месопотамию и Армению в 114-116 гг., когда впервые пал Ктесифон, после эвакуации Адрианом завоёванных территорий, после соглашения, заключённого в 123 г. с Хосроем (106-130), после кампаний Луция Вера в 161 г. против Вологеза III (148-191), который укрепил свои позиции в Армении и вступил в Сирию, после второй оккупации Ктесифона Марком Аврелием, пожара царского дворца и поспешного отступления римлян, поражённых эпидемией чумы, которая в дальнейшем распространилась до Рейна, мир 166 г., казалось, разрешил Восточный вопрос, долгое время остававшийся одной из главных римских забот. Но передышка заняла всего несколько лет. При Вологезе IV (191 -209) парфяне оказались под стенами Антиохии, а Септимий Север в 197 г. — под стенами Ктесифона. Римляне снова появились в Мидии, когда туда пришёл Каракалла (211-217) и был там убит. Артабан V (ок. 213-227) одержал две победы над Макрином, когда их больше не считали возможными, накануне падения династии. А когда власть в Иране захватят Сасаниды, конфликт вспыхнет вновь с небывалой прежде яростью.

Не имея ни традиций управления, ни квалифицированного персонала, парфяне оставили в неприкосновенности то, что нашли на завоёванных землях, сохранили деление империи на сатрапии и призвали к себе на службу местные эллинизированные кадры. Поскольку те стали необходимыми, незаменимыми, то могущество и самостоятельность сатрапов, мелких аристократов, чиновников неизменно росли, тем более что центральная власть была слабой, царскую семью раздирали распри, а суверена, хоть он и был обожествлён, уважали мало. Из огня бросались в полымя, и ситуация неизменно ухудшалась. Каждое восстание, каждый акт неподчинения облегчали следующие, усугубляли раздробленность провинций. Со II в. до н. э. прежние сатрапии оказались разделены. В провинциях, крупных городах, подчинённых империи, были свои цари, — мы уже встречались с царями Армении. Цари Хатры, арабы, заставили немало говорить о себе, когда в I в. Санатрук, занимавший в то время престол, дал смелый отпор римлянам. Имперская власть мирилась с поведением этой знати, часто беспокойной, хотя иногда и избавлялась от отдельных её представителей, например, от Сурены, победителя при Каррах, когда они внушали ей слишком сильные опасения. Монархи заботились прежде всего о своих удовольствиях, о том, как бы поскорей воспользоваться тем, что они могли со дня на день потерять, и их положение было предельно непрочным. На немногих великих царей, которые правили долго и, кстати, одни только и совершали деяния, сколько приходится таких, кто находился на престоле несколько лет, а то и несколько месяцев! Их уже начали именовать шахами, тогда как при Селевкидах князья носили титул фратадара, «хранителей огня». Двор, очень пышный, состоял из «друзей», в которых можно видеть наследников греческих гетайров, и включал огромные гаремы, в которых жили дочери знатнейших семейств. Долгое время, по крайней мере до середины I в. до н. э., там использовался греческий язык, как и во всей империи, потом он встретил конкуренцию со стороны арамейского и наконец уступил место двум иранским языкам: на нагорье — пахлавийскому, на востоке — согдийскому. Это усвоение национального языка вернуло Ирану, а возможно, и дало ему единство, которого его лишила греческая колонизация или которого он никогда не знал, если доарийское население ещё полностью не ассимилировалось, — несмотря на автономистские поползновения провинций. Горожане и крестьяне сближались между собой, колонисты больше не чувствовали себя чужими. Несмотря на наличие городов, Иран выглядел большой аграрной страной, где хорошая ирригация делала земли плодородными. Его процветанию широко способствовала и торговля, о которой мы знаем, в частности, по надписям из большого оазиса в Пальмире — месте встречи иранского и греко-римского миров.