Жан-Поль Ру - История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней

Любовь к текстам, забота о том, чтобы их красиво писать, породила великую школу каллиграфов, самым знаменитым представителем которых был Султан-Али из Мешхеда, а забота о том, чтобы иллюстрировать их миниатюрами, привела к созданию книжных мастерских, одна из которых была основана Улугбеком в Самарканде, другая — Шахрухом и его сыном Байсонкуром (ум. 1433) в Герате. Обе, особенно гератская, оказали широкое влияние. В Герате расцвела великая школа тимуридской живописи, которую, полагаю, вправе назвать самой прекрасной в Иране. Из неё вышли тысячи миниатюр, разошедшиеся по коллекциям всего мира, в частности, по коллекциям Стамбула, где Тимуриды укрылись со своими сокровищами, когда их изгнали узбеки. Эти миниатюры украшают произведения Низами, Саади, Джами и прежде всего «Шахнаме» Фирдоуси, которое всегда было в моде и несколько иллюстрированных экземпляров которого дошли до нас, причём самые чудесные — так называемое «Шахнаме» Байсонкура, иллюстрации к которому были сделаны в 1430 г. (Тегеран), и то, которое было изготовлено около 1440 г. для другого сына эмира (Лондон, Королевское азиатское общество). Для всех характерны изысканный колорит, какого не найти в других местах, чувство композиции и умение передавать движение, бесподобное изящество в изображении стройных тел с маленькими, но очень выразительными головками, иногда слегка склонёнными к плечу. В первой половине века большое место в живописи занимал пейзаж, например, сад в цветах, и это значит, что китайское влияние оказалось немаловажным. Разве один из величайших художников Гияс ад-дин, которому мы обязаны «Встречей Хумая и Хумаюн в китайском саду», написанной в 1430-1440 г. и многократно воспроизведённой (Париж, Музей декоративных искусств), не сопровождал посольство Шахруха к Сыну Неба в 1419-1421 гг.? В ту же эпоху Иран посмел взять в качестве сюжета ночное вознесение Мухаммада («Мирадж-наме») и изобразить Пророка с закрытым лицом в превосходных, кстати, сценах, где Рене Груссе нашёл глубокую религиозность, заставляющую вспомнить Фра Анджелико (рукопись 1436 г., Париж, Национальная библиотека). Появление в Герате в 1470 г. — где он останется до 1506 г., прежде чем завершить поприще в Тебризе, — Бехзада (ок. 1450-1520), величайшего художника ислама, внесло глубокие изменения в искусство: этот автор придал композициям больше свободы, вывел его за рамки аристократической среды и побудил заинтересоваться миром простолюдинов («Строительство замка Хаварнак», 1494, Британский музей), добивался большего реализма и стал одним из первых, кто писал портреты («Портрет художника», конец XV в., Вашингтон).

В Самарканде Академия книги сотрудничала с учёными, чьи тексты публиковала и иллюстрировала («Трактат об астрологии» Абд ар-Рахмана ас-Суфи, учёного X в., 1447-1449, Париж, Национальная библиотека). Улугбек, страстно влюблённый в науку вообще и в астрономию в особенности, которой он в конечном счёте посвятил жизнь, основал обсерваторию, которую открыл в 1422 г. и развалины которой были обнаружены в 1908 г. на холме Афрасиаб — прежде всего гигантский секстант с делениями, имеющий длину более 60 м и ориентированный точно по меридиану. Проводившиеся здесь работы были рассчитаны надолго: ведь здесь изучали полный цикл обращения Сатурна, занимающий тридцать лет. Под руководством Улугбека здесь работал коллектив выдающихся учёных, в том числе астроном Кази-заде ар-Руми, судя по имени — осман, который после смерти в 1437 г. удостоился неслыханной привилегии — мавзолея в царском некрополе Шахи-Зинда. «Астрономические таблицы» [Зидж] этого монарха, вывезенные в Константинополь одним из его близких сотрудников ал-Кушчи, были там опубликованы Мехмедом II. Они будут переведены на латынь в 1665 г., и на них будут ссылаться в Европе ещё в XIX в. Обсерваторию посещали и представители других наук, как математик ал-Каши, который открыл или заново открыл десятичные дроби, сконструировал первый арифмометр и решил так называемый бином Ньютона.

Тонкость, изящество, переливы и гармоничные сочетания красок, характерные для миниатюр, можно увидеть и в облицовочной керамике, которая занимала всё больше места в тимуридских памятниках. Использовались все ресурсы керамографии, и рядом можно было видеть плитку, кирпич, глазурованный по краю, мозаику, резной, ажурный, литой, гравированный фаянс, и игра цвета на этом всём отличалась сказочным многообразием, которое отнюдь не вредило единству целого, а, напротив, способствовало ему. Эта изысканность контрастирует с гигантоманией, какая обнаруживается в самих памятниках и какую часто можно встретить в ремесленных изделиях, таких, как бронзовый котёл, так называемый котёл Тамерлана, окружность которого составляет почти 2,5 м и который весит две тонны (Эрмитаж, сейчас в г. Туркестан, Казахстан).

Многочисленные постройки времён основателя династии показывают, что тимуридское Возрождение началось при нём. Он привозил в Самарканд ремесленников со всего мира, но прежде всего персов, и их искусство продолжает иранскую традицию в самом чистом виде, без особых новшеств, кроме стремления к чрезмерной величине, которое мы отметили, кроме смелости в исполнении арок и куполов, хоть и кирпичных. Айван шириной 16, 18 или 22 м, стена или купол более 50 м в высоту архитекторов не пугали. Уже отмечено, и я сам говорил, что эти памятники строились слишком быстро, чтобы быть прочными. Не ошибался ли я? Да, возводили быстро, коль скоро для строительства гигантской мечети-медресе Биби-ханым, для которой со скрупулёзной заботливостью изготовили самое меньшее два миллиона плиток и глазурованных кирпичей, понадобилось четыре года! Но фундаменты были мощными и глубокими, и в конечном счёте удивительно, что в этих странах, подверженным сильным землетрясениям (из-за землетрясения 1897 г. упала целая стена Биби-ханым, недавнее землетрясение в Баме разрушило колоссальную цитадель), в этих странах, столь отсталых в XIX в., некоторые образцы этой архитектуры сохранились. По сравнению с количеством, какое упоминает история, они немногочисленны. Тем не менее они существуют.

Самарканд пользовался таким престижем, даже если был не так богат, как соседняя Бухара, что нам следует для начала поговорить о нём, тем более что он был столицей Тамерлана. Гур-Эмир, памятник, где покоится сам Тамерлан, здание, строительство которого началось в 1403 г. и неизвестно когда кончилось, тщательно отреставрированный, не без преувеличения считается одним из главных произведений исламской архитектуры. Эта оценка относится прежде всего к его рифлёному куполу на очень высоком барабане и к декору погребального зала с глубокими нишами, мраморным цоколем и желтоватым кирпичом с синими пятнами. Мечеть-медресе Биби-ханым (1399-1404), огромная, так как занимает площадь 167 на 109 м, ещё недавно была величественными и волнующими развалинами. От неё оставались треть купола, половина портика с айваном шириной 18 м и высотой 25 м, главный корпус молельного зала, основания нескольких из 480 каменных колонн высотой 3,2 м и огромный каменный пюпитр Улугбека в центре двора, занимавший место, обычно предназначенное для фонтана или бассейна. Её полностью реконструировали. На восхитительной площади Регистан размерам 70 на 60 м, представляющей собой традиционный центр города, сохранился только один оригинальный памятник — медресе Улугбека 1437 г. В 1646 и 1660 гг. обитель и караван-сарай, служившие границами площади по двум другим её сторонам, узбеки заменили двумя новыми медресе, рабски скопировав первое. Шедевр городской архитектуры — некрополь Живого Царя, Шахи-Зинда, тоже полностью отстроенный. Ощущению совершенной красоты, какое он создаёт, способствует всё: обрывистый склон, крутой подъём на холм по узкой аллее, крохотность мавзолеев, полных прелести, изящества, утонченности, изысканной женственности — разве мало здесь гробниц женщин, сестёр или жён Тамерлана (мавзолеи Кутлуг-Туркан-ака, около 1386, Ширин-бики-ака, около 1385, и Туман-ака, 1405, самый красивый)? Самый старый — 1360 г., то есть старше гробницы Тамерлана; самый новый — 1437 г., почти современный воротам, завершающим ансамбль (1434-1435).