Жан-Поль Ру - История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней

От императорского дворца в Самарканде, много раз описанного современниками, не осталось ничего, но представление о нём можно составить по тому немногому, что сохранилось от дворца Аксарай в Кеше (Шахрисабзе), родном городе Тимура. Его фасад, лишённый верхней части, ещё возвышается метров на пятьдесят, и он был фланкирован башнями, которые, если не ошибаюсь, впервые в иранском искусстве поднимались от земли (а не от рамы ворот, пештака ), что позже станет правилом. В Кеше находятся также мавзолеи отца Тимура и двух его сыновей. За пределами Самарканда самое значительное строение XIV в. — мавзолей популярного тюркского мистика Ахмеда Ясави в Ясах (Туркестане), датируемый 1394-1397 гг., несомненно, недостроенный, имеющий высоту 44 м и включающий в себя порядка трёхсот помещений, в том числе мраморный мавзолей, где покоится прах дочери Улугбека.

Немногим больше осталось от построек преемников Тамерлана, а если учесть, в какие времена им приходилось их возводить, можно сделать вывод, что сохранилась даже меньшая их часть. Самое красивое здание времён Шахруха (1407-1447), монарха, при котором завершили многие памятники, начатые при отце, — мечеть, которую его супруга Гаухар-шад встроила в надгробный ансамбль имама Резы в Мешхеде в 1405-1414 г., вход куда для «неверных», к сожалению, закрыт. Построенная архитектором Кавам ад-дином из Шираза (ум. 1438), она имеет классический план с четырьмя айванами , выходящими на центральный двор со стороной около пятидесяти метров. Её декор с сочетанием матовых и глазурованных кирпичей, на фоне которых выложены мозаичные арабески из многоцветного фаянса, контрастирующего с голубизной купола, может считаться одним из самых выдающихся достижений исламского искусства. Той же первой половиной века датируются Большая мечеть Харгирда (1441-1445), которую спроектировал и начал строить Кавам ад-дин, и мавзолей Ансари в Газаргахе близ Герата, восстановленный в 1425 г., по существу могильная ограда, где ещё недавно в ногах святого лежала собака. Оно было не очень красивым, это животное, но его уничтожение талибами лишило нас символической вести, которую оно передавало.

Улугбек был основателем обоих медресе, носивших его имя — одного в Самарканде, уже упомянутого (1437), и другого в Бухаре, меньшего и более раннего (1417), — и мавзолея Кази-заде ар-Руми в Шахи-Зинда. Очень красивый и довольно обветшавший памятник в Бактрах (Балхе), который называется мечетью Абу Насра Парсы, не датированный, но построенный позже смерти в 1460 г. человека, чьё имя он носит, — не мечеть, хотя бы потому, что имеет четыре портика, а скорей гробница или обитель. Его ребристый купол на высоком барабане и некоторые другие архитектурные элементы выявляют влияние Гур-Эмира. В Газни мавзолей Улугбека Мираншаха, брата Бабура, и его сына Абд ар-Раззака, возведённый в начале XVI в., — последний тимуридский памятник, и во многих отношениях, несмотря на маленький размер (сторона около 25 м), он предвещает искусство индийских Великих Моголов (строгая радиальная симметрия, большие многоугольные гранёные ниши и т.д.). Его зачастую считают некрасивым, потому что его кладка из темно-коричневого обожжённого кирпича открыта и лишена всяких следов декора, но он куда менее некрасив, чем утверждают, потому что безупречно гармоничен. Интересен он и тем, что резко контрастирует со всеми памятниками, которые я только что перечислил, противопоставляя их величественности свою скромность, всем их сверкающим покровам — свою обнажённость.

Мухаммаду Шейбани, чаще называемому Шейбани-хан, внуку Абу-л Хайра, было семнадцать лет, когда почти одновременная гибель его деда, убитого в 1468 г. в бою с казахами, которых тот хотел снова подчинить, и отца Шах-Будага, которого захватил врасплох и обезглавил монгольский хан Юнус, сделала его главой узбеков. Он сумел добиться признания с их стороны благодаря харизме, основательной культуре, добавившейся к природным дарованиям, и многие племена, верные его семейству, мало-помалу присоединились к нему. Вместе с ними он воевал на стороне Султан-Ахмед-мирзы (1451-1491), тимуридского суверена Самарканда, предал его, перешёл на службу к Махмуд-хану, монголу, владевшему Ташкентом, и в 1488 г. получил от него в благодарность город Ясы (Туркестан). Этот надел увеличил его силы и укрепил репутацию.

После того как Султан-Ахмед-мирза умер, на престоле за шесть лет сменилось четыре монарха. Реальная власть попала в руки знати. Население утратило доверие к суверенам, и на город притязало много тимуридских князей, в том числе Бабур, наследовавший Андижан в Фергане. В 1497 г. Бабур и его бухарский кузен Султан-Али-мирза осадили Самарканд. Город держался, и союзникам, понимавшим, что наступает зима, пришла самоубийственная мысль обратиться к Мухаммаду Шейбани. Тот откликнулся на приглашение, пришёл со своей армией, но не скомандовал ей вынуть сабли из ножен. Хотел ли он только продемонстрировать свою мощь? Считал ли, что его время ещё не пришло? Прощупывал ли почву? Самарканд сдался Бабуру. Тот остался там всего на сто дней. У него не было возможности удержать город, тем более что он серьёзно заболел, как столь часто с ним бывало, и что Фергана тем временем перешла во владение его младшего брата.

Шейбани-хан не замедлил вернуться, на сей раз как завоеватель. Тимуридские князья были неспособны объединиться, чтобы дать ему отпор, и он мог атаковать их одного за другим. Он захватил Бухару, потом Самарканд, который, по словам Бабура, был сдан матерью суверена, «невежественной и глупой [...] снедаемой похотью», и пошёл на другие крепости, оставив в старинной столице Тамерлана лишь ничтожный гарнизон. Чрезмерная уверенность в себе всегда была его слабым местом. Бабур ухватился за возможность, как будто представившуюся ему, отбил Самарканд, был немедленно осаждён там Шейбани-ханом, сделал вылазку, чтобы дать ему сражение при Сар-и Пуле (в конце апреля или начале мая 1501 г.), был разбит, заперся в стенах города и в сентябре капитулировал. Он смог свободно уйти, но был вынужден отдать Шейбани в жены свою сестру Ханзаде-бегим. Воистину странный союз между сестрой, которую он любил больше других, и человеком, которого он должен был ненавидеть, которого он уже ненавидел больше всех, единственным, по отношению к кому в «Бабур-наме» он проявил несправедливость и выказал отвращение! Бабур смирился с тем, что будет только царём Кабула — города, который входил в тимуридское наследие, но тогда находился в руках узурпатора. Он обосновался там в начале декабря 1504 г. и сделал его плацдармом для завоевания Индии.

Теперь вся Согдиана принадлежала узбекам. Она останется в их владении и станет Узбекистаном. Тимуриды не отстояли её. Сам падишах, Хусейн Байкара, не попытался ничего сделать, чтобы её спасти. Он очнулся, когда узбеки перешли через Окс и двинулись на Балх, и позвал на помощь. Бабур откликнулся. Он покинул Кабул и пошёл к Герату. Придя туда в 1506 г., он нашёл Хусейна Байкара мёртвым. Все Тимуриды, все их слуги рассыпались, как колос на гумне, и 27 мая 1507 г. Шейбани-хан вступил в их столицу. Бабур был единственным принцем крови, имевшим право претендовать на наследование империи, и принял титул падишаха. Зачем было становиться «императором», не имея надежды? Но он ещё надеялся, он и дальше будет надеяться. События 1510 г. какое-то время, казалось, давали для этого основания. Он ринулся в гущу этих событий очертя голову, а скорей — рискуя погубить душу. Он унизился, он отступился от суннизма и на время принял шиизм. Чтобы забыть о своей трусости, он пристрастился к наркотикам и вину. Это позволило ему в третий раз вступить в Самарканд в 1511 г., но не остаться там.