Александр Бушков - Тайны смутного времени

Безусловно, не все его аргументы следует рассматривать серьезно. Взять хотя бы такое: «…касательно других возражений, что он неправильно говорил по-русски, я отвечу, что слышал его спустя немного времени после его приезда в Россию и нахожу, что он говорил по-русски как нельзя лучше, разве только, чтобы украсить речь, вставлял порой польские фразы».

Вряд ли иностранец, проживший в России всего пять лет, мог знать русский язык настолько безукоризненно, чтобы со всей уверенностью судить, является ли то или иное лицо коренным русским…

Зато другие теоретические построения Маржерета прямо-таки невозможно опровергнуть или обвинить в поверхностности…

«Говорят еще, что он не соблюдал их религию. Но так же поступают многие русские, которых я знал, среди прочих некто по имени Посник Дмитриев, который, побывав с посольством Бориса Федоровича в Дании, узнав отчасти, что такое религия, по возвращении среди близких друзей открыто высмеивал невежество московитов».

Лучше Маржерета, по-моему, еще никто не опроверг версии, будто Лжедмитрий был загодя подготовлен поляками и иезуитами, несколько лет воспитывался ими.

«Какое соображение могло заставить зачинщиков этой интриги предпринять такое дело, когда в России не сомневались в убийстве Дмитрия? Далее, Борис Федорович правил страной при большем благоденствии, чем любой из его предшественников, народ почитал и боялся его, как только возможно; притом, мать названного Дмитрия и многочисленные родственники были живы и могли засвидетельствовать, кто он… Война не была бы начата с 4000 человек и сказанный Дмитрий получил бы, как я полагаю, несколько советников и опытных людей из польских вельмож, уполномоченных королем, чтобы советовать ему в этой войне. Далее, и считаю, что они помогли бы ему деньгами; также неправдоподобно, что, когда он снял осаду Новгорода-Северского, его покинули бы большинство поляков…»

Об иезуитах, якобы «воспитавших» Дмитрия: «Я думаю также, что они не смогли бы воспитать его в такой тайне, что кто-нибудь из польского сейма, а следовательно, и воевода сандомирский, в конце концов не узнали бы… и если бы он был воспитан иезуитами, они, без сомнения, научили бы его говорить и читать по-латински… он также больше жаловал бы сказанных иезуитов, чем он это делал…»

Аргумент непробиваемый. В самом деле, выше мы уже рассмотрели подробно, как Лжедмитрий «содействовал» папе римскому и польскому королю, – загодя подготовленная марионетка ни за что не стала бы вести себя так. Достоверно известно, что латинского Лжедмитрий не знал, и подписывая послания королю и папе, даже в своем имени и титуле делал грубейшие ошибки: вместо «imperator» – «in Perator», вместо «Demetrius» – «Demiustri»…

И далее Маржерет подробно рассматривает самое загадочное во всей этой истории обстоятельство: то, что Лжедмитрий I всегда , во всем вел себя так, словно свято верил, что он настоящий сын Ивана Грозного и законный государь…

«Его правоту, кажется, достаточно доказывает то, что со столь малым числом людей, что он имел, он решился напасть на огромную страну, когда она процветала более чем когда-либо, управляемая государем проницательным и внушавшим страх своим подданным; примем во внимание и то, что мать Дмитрия и многочисленные оставшиеся в живых родственники могли бы высказать противное, если это не так… Затем рассмотрим его положение, когда большинство поляков покинули его*; он отдался в руки русских, в которых еще не мог быть вполне уверен, притом их силы не превышали восьми-девяти тысяч человек, из которых большая часть были крестьяне, и решился противостоять более чем стотысячной армии…»

Конечно, с этими положениями можно спорить – но чертовски трудно… Тем более, что их подкрепляют не менее странные последующие события – предельно странное ВЕЛИКОДУШИЕ Лжедмитрия.

Как должен поступить хитрый самозванец, прекрасно знающий сам про себя, что обманывает всех окружающих, – когда он входит в Москву, располагая преданными войсками и в горячке первых дней воцарения без особого труда способный снести не одну голову?

Казнить направо и налево, вырубая всех потенциальных смутьянов… Но ничего этого не было. Никаких казней. Даже более того – когда Шуйский стал плести интриги, распространяя слух, что на престоле сидит самозванец, Лжедмитрий не расправился с ним своей волей, а отдал на суд боярам и собору из представителей всех сословий.

А ведь это был страшный риск – при том, что и в самом деле жива была мать Дмитрия, многочисленные родственники царевича, способные переломить ход судебного разбирательства отнюдь не в пользу самозванца. Однако он поступил, как человек, предельно уверенный в своей правоте. И ничего с этой стороны не боявшийся…

Когда астраханский архиепископ Феодосий при личной встрече с Лжедмитрием стал обличать его в самозванстве, говоря, что подлинный царевич давно умер, Лжедмитрий ограничился тем, что… отправил архиепископа под домашний арест. Так опять-таки мог поступить только уверенный в своей подлинности человек, «заигрыванием с церковью» этот факт объяснить нельзя – к тому времени патриархом всея Руси стал ставленник Лжедмитрия, а прежнего патриарха толпа москвичей вытащила на Лобное место и едва не убила. Большинство архиереев признали нового царя (прежний патриарх Иов, кстати, фигура довольно отталкивающая. Именно он 20 февраля 1607 г., послушно выполняя инструкции Шуйского, стал уверять народ, что царевич Димитрий был «убит умыслом Бориса Годунова», хотя в свое время как раз и поддержал венчание Годунова на царство).

Наконец, свержение и убийство Лжедмитрия опять-таки несут на себе отпечаток странной, непонятной торопливости. Я уже писал о том, что было неопровержимо доказано: Гришка Отрепьев и Лжедмитрий I – совершенно разные люди. Впервые Годунов назвал самозванца «Гришкой Отрепьевым» только в январе 1605 г. – когда о существовании самозванца было известно уже несколько лет, когда он со своими отрядами четыре месяца находился в пределах России. Полное впечатление, что Годунов едва ли не до самого последнего момента не знал, кто же такой самозванец…

Слово Н.И. Костомарову: «Самый способ его низложения и смерти как нельзя яснее доказывает, что нельзя было уличить его не только в том, что он Гришка, но даже и вообще в самозванстве. Зачем было убивать его? Почему не поступили с ним именно как он просил: почему не вынесли его на площадь, не призвали ту, которую он называл своей матерью? Почему не изложили перед народом своих против него обвинений? Почему, наконец, не призвали матери, братьев и дядю Отрепьева, не дали им с царем очной ставки и не уличили его? Почему не призвали архимандрита Пафнутия (игумен Чудовского монастыря, где прежде монашествовал Отрепьев – А. Б.), не собрали чудовских чернецов и вообще всех знавших Гришку и не уличили его? Вот сколько средств, чрезвычайно сильных, было в руках его убийц, и они не воспользовались ни одним из них! Нет, они отвлекли народ, науськали его на поляков, сами убили царя скопом, а потом объявили, что он был Гришка Отрепьев, и все темное, непонятное в этом вопросе объясняли чернокнижеством и дьявольским прельщением. Но Шуйский ошибся в расчете, как часто ошибаются плуты, искусные настолько, чтобы, как говорится, подвести механику, но близорукие для того, чтобы видеть последствия».