Александр Бушков - Тайны смутного времени

Подводя итоги всего вышесказанного, пора сделать краткий вывод: как уже говорилось, Петр I самостоятельно не придумал ничего толкового. Все, что он делал, было лишь продолжением преобразований, начатых за десятилетия до его появления на свет…

Знаменитый портрет Сурикова, изображающий толстую, непривлекательную бабищу, разумеется, не может служить достоверным изображением царевны Софьи. Один бог ведает, с кого он списан… Судя по свидетельствам современников, настоящая Софья была вполне привлекательной молодой женщиной.

И уж ни в коем случае ни «символом застоя», как нам старательно вдалбливали. Выше уже говорилось о полученном ею блестящем образовании. Стоит добавить, что само по себе избрание Софьи правительницей при малолетних братьях наглядно свидетельствовало о решительном разрыве с прежними традициями, по которым место женщины – исключительно в тереме, вдали от людских глаз (об этой стороне правления Софьи как-то не принято задумываться, господствует абсолютно нелогичная посылка с упором на слово « застойная правительница», хотя появление женщины в русской политической жизни – уже как раз и есть разрыв с «застоем»).

Кроме того, ближайшими сподвижниками Софьи были отнюдь не какие-то «заскорузлые и замшелые» ревнители старины, а, пожалуй, самые передовые люди своего времени: Сильвестр Медведев (которого казнили после устроенного Петром переворота) и князь Василий Васильевич Голицын, любовник Софьи, чьи идеи заметно опередили свое время.

По свидетельствам иностранцев, Голицын с большим уважением относился к европейцам, был открытым «западником», владел несколькими иностранными языками. Его московский дом был убран в европейском стиле, князь владел огромной библиотекой. Руководя Посольским приказом (тогдашнее министерство иностранных дел), Голицын добился немалых успехом, что сквозь зубы признают даже «петрофилы». Именно Голицын заключил «вечный мир» с Жечью Посполитой, добившись возвращения России Киева. Из воспоминаний иностранцев известен его проект крестьянской реформы – крестьяне получили бы во владение землю, взамен чего должны были, освобожденные от многих прежних повинностей, платить лишь ежегодный налог. Чтобы подробно рассказать о деятельности Голицына, пришлось бы написать отдельную книгу, замечу лишь, что иные иностранцы именовали князя «великим деятелем».

Все обвинения в его адрес, как легко догадаться, возникли впоследствии, после захвата власти Петром. Правда, с той же вопиющей нелогичностью эти немногочисленные (много не удалось бы высосать из пальца) «вины» наглядно демонстрируют цинизм Петра… Голицына обвиняли в том, что он верит в колдовство и ведовство, – но сам Петр в 1716 г. включил в новый военный устав направленные против колдунов карательные меры. Голицына обвиняли в провале его крымских походов – но сам Петр так и не взял Крыма, как ни бился. Равным образом и преемники Петра ничем особенным Голицына в этой области не превзошли – в состав Российской империи Крым был включен лишь в …1783 г.

Что касается Софьи, то даже столь видный сторонник Петра, как князь Б.И. Куракин, написал впоследствии: «Правление царевны Софьи началось со всякой прилежностью и правосудием и к удовольствию народному, так что никогда такого мудрого правления в Российском государстве не было. И все государство пришло во время ее правления через семь лет в цвет великого богатства, также умножились коммерции и ремесла, и науки почали быть латинского и греческого языку… и торжествовала тогда вольность народная». А о самой Софье Куракин выразился так: «Великого ума и самых нежных проницательств, больше мужеска ума исполненная дева».

Вот только в памяти у нас с детства остались не эти строки, картина Сурикова и роман Толстого «Петр I», рисующие, мягко говоря, нечто довольно далеко отстоящее от истины… Мы не виноваты, так нас учили.

Строго говоря, были все предпосылки к тому, чтобы Россия развивалась по пути реформ и далее – но именно по пути реформ , постепенных изменений, без всяких «больших скачков» и патологического стремления немедленно сломать все, что только возможно, свойственного Петру. Известно, что Софья уже стала именовать себя «великой государыней» и заказала гравюру, где ее изобразили в шапке Мономаха. Это опять-таки не вызвало всеобщего ропота – лучшее доказательство того, что страна молчаливо примирилась с курсом на реформы. Правда, неведомо откуда вылезли несколько «старцев», затеявших было дискуссию о противных христианской вере нововведениях, посягающих на устои – однако стрельцы в дискуссии участвовать отказались, справедливо заявив, что это «дело поповское», а когда «старцы» стали настаивать, нескольких из них тут же отколошматили, так что незваные «дискутанты» едва унесли ноги…

И обязательно нужно заметить, что Петра, собственно говоря, никто и не рассматривал в роли самодержца всероссийского. Во-первых, никто не предвидел, что Федор умрет всего в двадцать два года. Во-вторых, старшим при любом раскладе был Иван. А потому Петра ничему серьезно не учили, в противоположность Федору, Ивану и Софье. Его «воспитанием», если можно так выразиться, занималась личность жалкая и ничтожная – дьяк Зотов, отнюдь не светоч ума и знаний, пьяница и придворный клоун. Назначая его воспитателем Петра, царь и царица поинтересовались, умеет ли он читать и писать, этим экзамен и ограничился. (Четыре действия арифметики Петр освоил лишь в шестнадцать лет.) Вполне возможно, хотя точных данных и нет, что именно Зотов приохотил юного Петра к педерастии, о которой в последующие годы порой говорилось открыто (позже мы к этому вопросу еще вернемся). Впрочем, эту сомнительную честь иные приписывают Францу Лефорту, а также Меншикову…

После смерти Федора Боярская дума в полном соответствии с тогдашними правилами высказывалась за то, чтобы созвать Земский собор из представителей всех сословий, а уж Собор должен решить, кому быть на царстве – Ивану или Петру.

Однако «клан Нарышкиных» (мать Петра Наталья Кирилловна и ее многочисленные родичи) устроил переворот. В числе их сторонников оказался и патриарх Иоаким*: именно он вышел на церковное крыльцо и спросил собравшихся там «стольников, стряпчих, дворян, всех чинов служивых людей, гостиной, суконной и черной сотен** и иных чинов людей», кому быть на престоле. Толпа (среди которой во множестве рассыпались надевшие панцири под кафтаны люди Нарышкиных) «почти единогласно» назвала Петра (даже писавший свой роман по безусловному социальному заказу А. Н. Толстой не смог обойти свидетельства современников, поведавших, что нескольких человек, кричавших за Ивана, тут же убили ножами).