Леонид Васильев - Проблемы генезиса китайского государства

Итак, конституирующий импульс возникает лишь в экстраординарной ситуации. И только в том случае, если угроза извне окажется значительной и постоянной, этот импульс может стать достаточно сильным, чтобы стимулировать процесс стабилизации политической структуры с лидером во главе. В таком — и только в таком — случае может возникнуть племя как политическая структура. Создается, по словам М. Фрида, эффект трибализации.

Итак, по Фриду, племя как привычный феномен, воспринимаемый в виде политико-административной структуры, не является ни первичным, ни необходимым этапом интеграции [14] Хорошо разработанная и подкрепленная достаточным количеством данных, теория Фрида выглядит весьма убедительно и получила признание [195, с. 102; 232, с. 179—183]. Даже те, кто не склонен принять ее целиком, отмечают исключительную, важность внешнего импульса для ускорения развития периферийной структуры в процессе трибализации ([112, с. 155—156]; см. также [80, с. 225—227; 152]). . Оно может возникнуть в результате эффекта трибализации под угрозой воздействия извне. Но такое воздействие может исходить только со стороны достаточно сильной и стабильной политической структуры, иначе оно не будет, долговременным. Следовательно, уже должны существовать политические структуры, достигшие определенного этапа интеграции иным способом. Но каким же? Что является причиной первичной (без импульсов извне) политической интеграции и каковы должны быть условия и обстоятельства,при которых общинные структуры в рамках рыхлой и аморфной этнической общности встанут на путь интеграции? Вопрос этот следует считать ключевым во всей проблематике генезиса государства, и к решению его мы теперь и обратимся.

Еще свыше ста лет назад Г. Мэн и JI. Г. Морган связали возникновение политической власти с вытеснением родовых связей территориальными. И хотя позже стало очевидным, что те и другие связи переплетались, сочетаясь с различными по характеру обязательствами, уже на уровне локальной группы [205, с. 391—394; 207, с. 14—16], в тезисе Мэна и Моргана есть определенный резон. Наблюдения социальных антропологов показывают, что именно объединение групп соседних общинных деревень в кусты-кластеры может вести к созданию надобщинной политической структуры, как это встречается на некоторых из Тробриандских (Тробриановых) островов. Лидер такого кластера на о-ве Северная Киривина избирался, например, из числа глав общин и пользовался среди них наивысшим престижем, имея к тому же некоторые привилегии и определенные рычаги власти. Лидеры кластеров щеголяли друг перед другом щедрыми раздачами, а острое соперничество между кластерами составляло основу политической жизни острова, приводя подчас к столкновениям и поглощению одних кластеров усиливавшимися за их счет другими [231].

Итак, объединение соседних общин под властью главы сильнейшей из них — реально фиксируемый путь возникновения надобщинных политических структур. Но какие условия способствовали этому процессу? Следует заметить, что, как показывают современные исследования, здесь играло свою роль сочетание многих условий и обязательств [75, с. 132—146; 133, с. 69— 70; 229, с. 16].

Исходным фактором первостепенной важности всегда была оптимальная экологическая среда . Экологический оптимум раньше и лучше всего проявил себя в долинах великих рек с плодородными почвами, и регулярными либо спорадическими разливами, удобрявшими почву илом. Связь между такими реками и возникновением древнейших очагов цивилизации была замечена и изучена давно и обстоятельно ([57]; см. также [5]), а тезис о необходимости искусственного регулирования водного режима как важной функции административной власти был сформулирован в свое время Марксом и позже даже гипертрофирован в отдельных работах [262]. Современные исследования свидетельствуют, что именно ирригационные инфраструктуры способствовали стабилизации политической власти [232, с. 178] и быстрому развитию возникавших на такой основе государств. Однако первичные надобщинные политические структуры, как о том писал А. М. Хазанов, могли возникать и в иных условиях [75, 135], хотя это, естественно, сказывалось на характере и темпах последующей их эволюции.

Фактор второй — производственный эффект , достигаемый в условиях экологического оптимума. Имеется в виду рациональное использование ресурсов, включая регулярный обмен продуктами между соседними общинами (скажем, земледельцами и скотоводами или жителями лесов), кооперацию и координацию труда и, как следствие всего этого, устойчивый и имеющий явную тенденцию к постоянному увеличению избыточный продукт.

Фактор третий — демографический оптимум , т. е. плотность населения. В благоприятных экологических и производственных условиях он приобретает некоторые новые свойства. Речь идет об усилении давления населения в центре зоны расселения, на что уже было обращено внимание специалистами [94, с. 137; 153, с. 397—398]. Возрастающему населению центра выход на периферию затруднен — соседние земли уже давно освоены дочерними общинами (а в случае с ирригационным хозяйством перемещение вообще может идти лишь вдоль реки, что еще более сужает возможности экстенсивного расселения). Создаваемый вследствие этого эффект социального окружения способствует увеличению плотности населения. Когда она достигает некоей критической точки, создается импульс, своего рода силовое поле, воздействие которого резко ускоряет процесс политической интеграции и уж во всяком случае способствует ему [15] В специальных работах мне не приходилось встречать конкретного, выраженного в цифрах показателя плотности населения, которая была бы необходима и достаточна для возникновения подобного импульса. Видимо, он варьируется в зависимости от условий. Для того чтобы был ясен приблизительный масштаб цифр, напомню, что древнемесопотамские поселения на начальном этапе развития цивилизации и урбанизации имели, по разным подсчетам, плотность от 200 до 400 человек на гектар [56, с. 200]. . Центр зоны расселения в этом случае становится ареной ожесточенной борьбы, соперничества между амбициозными общинными лидерами.

Истоки такого соперничества, как было показано, уходят в глубь веков. Жажда престижа, неуемное стремление опередить других, добиться признания, авторитета и в конечном счете административной власти — сильнейший психологическо-поведенческий стереотип, экономической основой которого была престижная экономика с ее генеральными рычагами, реципрокностью и редистрибуцией. Отдавая, лидер получал; получая, он стремился к еще большему. Отсюда следовало, что стремящийся к увеличению престижа, авторитета и власти лидер должен был прежде всего обеспечить свою материальную базу или, выражаясь иначе, постоянно стремиться к максимизации экономической функции того коллектива, которым он руководит [16] Еще А. Смит писал о том, что цель восточного государя — максимизация производства и дохода [67, с. 525; 240, с. 29]. . Субъективное стремление лидера совпадало с объективными потребностями увеличивающегося коллектива. Более того, осложнение демографической ситуации, достижение ею некоей критической точки просто требовали от лидера эффективных действий, направленных на увеличение производства и производительности труда в условиях некоторого ограничения территориальных ресурсов, окружения коллектива другими соперничающими группами и т. п. Подобное совпадение объективного давления и субъективных амбиций не могло не сыграть определенной роли в ускорении процесса возникновения надобщинной политической структуры.