Леонид Васильев - Проблемы генезиса китайского государства

Песни других чжоуских царств представлены в иных разделах. В разделе гимнов, т.е. официальных песнопений с торжественным ритуальным ритмом, их нет. Включение луских гимнов в этот раздел означало, что правители Лу имели привилегию на использование такого ритма и соответствующей музыки.

Известно, что к этой хронике впоследствии были прибавлены комментарии. Один из них —«Цзо чжуань». Другой, текстуально и концептуально близкий к «Цзо чжуань», но составленный по иному принципу и не привязанный к тексту «Чуньцю» — «Го юн». И хотя согласно данным специальных исследований [171, с. 179], оба упомянутых комментария не были написаны диалектом, свойственным луской школе, нет никаких сомнений в том, что их авторы использовали в своей работе материалы прежде всего из архивов Лу, хотя, возможно, в их распоряжении были и архивы других царств. В любом случае, однако, авторы комментариев были эпигонами Конфуция.

Для подкрепления своего тезиса Сюй Чжоюнь сослался на известный пассаж из «Цзо чжуань» (16 г. Вэнь-гуна), согласно которому сановник суиского Чжао-гуна после смерти отца отказался занять полагавшийся ему важный пост, но настоял, чтобы его отдали одному из его сыновей, мотивируя это тем, что сын сохранят наследственное право клана на должность, так что если даже сам он погибнет вместе с недобродетельным правителем, клан сохранит свое [313, т. 28, с. 823]. Существенно заметить, что сунская модель генетически да функционально была близка луской [90, ч. 2, с. 329—335, ч, 3, с 108].

В источниках сообщается, что в IX в. до н.э. один из правителей Лу был убит домогавшимся власти его младшим братом, а еще один — чжоуским Сюань-ваном, вмешавшимся в практику престолонаследия в Лу [296, гл. 33, с. 502—503; 274, гл. 1, с. 8; 101, т. 4, с. 103—105].

Около четверти века назад Ян Сянкуй выдвинул на передний план еще один фактор —этнический. Как он считал, своими успехами Ци было обязано тому, что часть его населения составляли иньцы. В качестве обоснования он ссылался на бытовавший в Ци ритуал бо-шэ, отождествив входивший в этот термин знак бо с иным знаком бо, действительно имевшим отношение к иньцам [339, с. 53]. Аргумент не очень весом, ибо отождествление не доказано. Кроме того, сам факт наличия иньского компонента — даже заметного, как в случае с Лу,— не может считаться фактором, безусловно содействовавшим ускорению темпов развития. Может быть, важнее здесь иметь в виду, что этнический состав Ци был достаточно гетерогенным: кроме чжоусцев и иньцев здесь обитали аборигенные племена лай и и, хотя гетерогенность Ци тоже сама по себе вряд ли играла существенную роль в интересующем нас плане

Как сам трактат, написанный не ранее IV—III вв. до н.э., так и изложенные в нем идеи принадлежат ко много более поздней эпохе по сравнению с годами жизни Гуань Чжуна. Поэтому трудно сказать, сколько и какие из реально высказывавшихся реформатором мыслей нашли в нем отражение и развитие. Возможно, что весьма немногие. Однако Гуань Чжун все-таки не случайно считается первым из великих реформаторов Китая. Очень мало зная о сути его реформ, можно предположить, как это делают некоторые исследователи, что на протяжении жизни десяти поколений клана Гуань Чжуна, о которых писал Сыма Цянь, идеи и предложения реформатора сохранялись, пока не пришло время для их публикации и реализации [251, е. 53]. Предположение не очень основательное, но имеющее и некоторый резон: ведь не совсем случайно многие важные реформы легистов периода Чжаньго традиция и текст «Гуань-цзы» связывают с именем Гуань Чжуна.

Согласно свидетельству «Цзо чжуань» (3 г. Чжао-гуна), вложенному в уста влиятельного циского сановника Янь Ина (Янь-цзы), жившего столетие спустя после Гуань Чжуна и считающегося вторым после него мудрецом в Ци, клан Тянь приобрел популярность в Ци подкармливанием неимущих и убыточными для себя ссудами, продажами продуктов — леса, рыбы, соли — по ценам чуть ли не ниже себестоимости [313, т. 31, с. 1648]. Помимо любопытной самой по себе практики щедрых раздач, влекших по закону реципрокности рост влияния дарящего, обращает на себя внимание еще и то, что именно клан, имевший отношение к руководству ремеслом, получал столь широкие возможности. Это лишний раз говорит об особенностях экономического развития в Ци и о роли в нем администраторов, ведавших ремеслом.

По мнению Конфуция, отраженному в «Луньюй» (гл. 3, § 22), Гуань Чжун в общем-то не отличался выдающимися способностями, во всяком случае в сфере тех отношений — ритуала-ли, соблюдения норм,— которые им ставились так высоко [287, с. 66—69; 31, с. 147]. Это отношение Конфуция, позиция которого была квинтэссенцией луского пути, понятно и естественно в связи с оценкой того, чья деятельность была основой циской модели развития, столь отличавшейся от луской.

После одного из успешных походов и присоединения к Цзинь трех мелких княжеств, Гэн, Хо и Вэй, два из них были выделены в качестве уделов генералам Чжао Вэю и Би Баню, что привело к возникновению влиятельных уделов-кланов Чжао и Вэй [296, гл. 39, с. 542—543].

В источниках чаще всего в качестве такой единицы выступает поселение-u (с условно усредненным числом дворов в 100); иногда, хотя и реже,— ли (по данным словаря «Эръя», это то же самое, что и и [335, т. 38, с. 98]); иногда — шэ или шушэ, которое тоже можно приравнять к и. В одном из эпизодов «Цзо чжуань» (25 г. Чжао-гуна) рассказывается, что, когда луский Чжао-гун, попытавшийся было отстоять свои права, был изгнан из Лу и прибыл в Ци, циский правитель предложил ему в качестве кормления территорию размером в 1000 шэ [313, т. 31, с. 2079]. Впрочем, в комментарии к другому тексту «Цзо чжуань» (15 г. Ай гуна), в котором упоминаются 500 шушэ [313, т. 32, с. 2403], говорится, что шэ — единица в 25 семей-домохозяйств. Видимо, на практике бывало по-разному.

Г. Крил напоминает в этой связи об известной цитате из «Луньюй» (гл. 13, § 18): «Шэ-гун сказал Конфуцию: “У нас есть честные люди: если отец украдет барана, сын уличит его”. Конфуций возразил: “У нас честность отличается от вашей: сын покрывает отца, отец — сына”» [287, с. 291]. Крил подчеркивает, что Шэ-гун был именно чуским сановником.

Начать с того, что распоряжаться сянями Чжао Ян явно не мог: считанные сяни в Цзинь принадлежали влиятельным аристократам (одним из них был сам Чжао) и явно не служили разменной монетой. Что касается округов-цзюнь, то они только появлялись в начале V в. до н. э., так что статус их применительно к 493 г. неясен. Возможно, что сяни уже делились на округа и пожалование округа-цзюнь означало в этом контексте лишь высокую чиновную должность. Что касается ши, то 100 тыс. му каждому отличившемуся дать просто было невозможно — цифра явно преувеличена. Простолюдины могли получить продвижение, но остается не вполне ясным, что делали в войске ремесленники и торговцы, перечисленные рядом с крестьянами как отдельные социальные категории простолюдинов. Для схемы такое перечисление годится и понятно, для реальной речи — сомнительно. То же относится и к рабам, к тому же нескольким категорий.