Уильям Уотт - Мусульманская Испания

Интеллектуальная активность мусульман всегда фокусировалась на праве или юриспруденции. Заметим, чтобы не вводить в заблуждение неподготовленного читателя, что мусульманская концепция права во многом отличается от каких-либо других. Основное значение слова шариа, обычно переводимого как «мусульманское право», — «то, что открыто богом». Следовательно, шариат в его современном смысле нельзя приравнять ни к одному из кодексов позитивного права. В Коране есть несколько определенных положений, вошедших в шариат, но их оказалось далеко не достаточно даже для удовлетворения потребностей мединского общества (еще при жизни Мухаммада), а не только для потребностей огромной империи. Тогда стали учитывать практику Мухаммада как главы мусульманской общины и практику его преемников. Самое любопытное, что при этом кроме лиц, ответственных за организацию юстиции как института, вопросами юриспруденции заинтересовалось — с теоретической точки зрения — множество людей. Видимо, причины этого интереса коренились в желании обеспечить мусульманской общине, основанной на «богооткровенном праве», полное соответствие этому праву [32] См.: W.М. Watt, Islam and the Integration of Society, стр. 199—209. Обзорное исследование no мусульманскому праву, которое можно рекомендовать для справок: N.J. Соulsоn, Islamic Law, Edinburgh, 1964. .

Эта теоретическая и религиозная опека юристов (если подобный термин может быть применен к этим ранним мыслителям) проводилась ими без всякой прямой связи с правящим аппаратом. Такие правоведы могли быть судьями на службе у властей, могли быть и весьма критически настроены по отношению к этим властям, считая, что те отходят от «богооткровенного права». Так было, в частности, в Омейядском халифате в Дамаске (до 750 г.), что касается Аббасидов, то они старались считаться с мнением правоведов (во всяком случае, на словах). Разделение, существовавшее между законоведами и фактическими правителями, означало, что решения законоведов не вводились в практику автоматически, а лишь постольку, поскольку правители избирали их основой для своих действий. На деле законоведы обсуждали гораздо больше, чем правовые проблемы в современном смысле: их компетенция распространялась и на то, что мы назвали бы этикетом и обрядовыми формами. «Богооткровенное право» было в сущности «богооткровенным образом жизни».

Поначалу предполагалось, что дискуссии, происходившие в основном на уровне этики и являвшиеся одной из сторон повседневной практики мусульманской общины, будут оставаться неизменными и впредь. Однако к началу второго века хиджры (ок. 720 г.) стало ясно, что изменения уже проникают в традицию и что в разных частях мусульманского мира существуют различные варианты «истинно мухаммадовской» практики. С этого момента деятельность законоведов сосредоточилась на двух аспектах. Во-первых, им предстояло решать, соответствует ли каждое конкретное действие «богооткровенному праву», и, во-вторых, они должны были сформулировать основные концепции, или «корни», права тaк, чтобы те оправдывали все их частные решения. Считалось общепринятым, что «богооткровенное право» нашло выражение не только в Коране, но и в повседневной практике Мухаммада, так называемой сунне. Принято было также, что эта практика Мухаммада сообщается лишь в достаточно аутентичных преданиях — хадисах. Большинство законоведов придерживалось мнения, что частные определения могут быть выведены из Корана и хадисов путем логических умозаключений (таких, например, как суждение по аналогии), но было немало споров насчет того, к чему разрешается применять эти умозаключения. Иногда признавался также четвертый «корень» — мнение общины (иджма).

Между 800—900 гг. основные течения мысли по правовым вопросам были закреплены в школах или, скорее, голках — этот термин предпочтительнее, так как отражает различия в практике (а не в теоретических положениях). Некоторые из этих толков, например, захириты, отлично представленные в Испании, со временем прекратили существование. Среди суннитов, составлявших большинство мусульман, разрешенными считались четыре толка: ханифиты, маликиты, шафииты и ханбалиты. Для ал-Андалуса имел значение лишь маликитский толк. Название это произошло от имени Малик ибн Анас; Малик (ум. в 795 г.) принадлежал к мединской школе. Обычно считают, что сначала мусульманская Испания следовала за учением сирийского законоведа ал-Аузаи, а затем, около 800 г., официально перешла к маликитству. В общих чертах это верно, но некоторые уточнения все же необходимы.

Формально правосудием в ал-Андалусе распоряжался правитель, будь то наместник, эмир или халиф, но ом обычно перелагал ответственность на специально выделенных чиновников. Первоначально это были скорее политики, чем правоведы. Даже при Абд ар-Рахмане I еще не существовало сословия законоведов, хотя кое-кто изучал юриспруденцию в центральных землях мусульманского мира. Одним из таких лиц был Сасаа (ум. в 796 или 807 г.), учившийся в Сирии у ал-Аузаи (ум. в 773 г.), были и другие, вероятно еще до падения там Омейядов в 750 г. Поскольку ал-Аузаи был ведущим законоведом в омейядской столице, его взгляды, естественно, были определяющими для такой отдаленной провинции, как ал-Андалус, даже когда эта провинция стала независимым государством во главе с представителем рода Омейядов.

После 750 г. ал-Аузаи, поселившись в Бейруте, примирился, по крайней мере внешне, с аббасидским режимом, перестал поддерживать контакт с ведущими политическими деятелями и потерял былое влияние. Из ал-Андалуса к нему всё еще приезжали ученики [33] Т.е. ал-Гази ибн Кайс (Ибн ал-Фаради, № 1013). , но они ездили и в Медину, и в другие города. Взгляды на основы юриспруденции, провозглашенные в Медине Маликом и некоторыми другими учеными, были схожи с воззрениями ал-Аузаи, несколько более разработанными [34] См.: J. Schacht, The Origins of Muhammadan Jurisprudence, Oxford, 1950, стр. 288, 311, 314. . И те и другие выглядели довольно примитивными по сравнению с учениями шафиитов и ханифитов в Ираке. При таком положении, возможно, не имело значения, придерживаются ли правоведы ал-Андалуса взглядов ал-Аузаи или Малика — в любом случае их взгляды не считались бы правителями совершенно авторитетными.

Ситуация, видимо, во многом изменилась, когда два молодых правоведа из Кайруана (один из них учился в Ираке) собрали и систематизировали большое число вопросов по частным проблемам права и в Каире записали ответы на них, данные одним из учеников Малика. Книги этих двух законоведов, содержавшие вопросы и ответы, легли в основу кодификации шариата по маликитским принципам и оказались весьма полезными для практических целей. Более ранняя на них была доставлена в ал-Андалус около 800 г. Исой ибн Динаром (ум. в 827 г.) и бербером Иахйей ибн Иахйа ал-Лайси (ум. в 847 г.). По-видимому, эмир ал Хакам I (796— 822) официально принял эту кодификацию маликитства, которое и стало с этого времени правовым толком в Испании. Его широко преподавали, и маликитские законоведы стали сплоченной группой [35] M. Talbi, Kairouan et le malikisme espagnol,— EOLP, t. I, стр. 317—337; ср.: R. Вrunsсhvig, — «Al-Andalus», vol. XV, 1950, стр. 401. Книги, о которых идет речь,—«Асадиййа» Асада ибн ал-Фурата и «Мудаввана» Сахнуна (ум. в 854 г.), последняя значительно важнее. . В этот период, очевидно, не было дальнейших дискуссий по общим принципам правоведения, но все же наметилась некоторая активность в связи с разработкой частных положений и применением их к испанским условиям. Иса ибн Динар был автором 12-томного сочинения, но наиболее примечательным был труд несколько более позднего юриста ал-Утби (ум. в 899 г.), видимо дополнявший более ранние работы по кодификации.