Десмонд Сьюард - Генрих V

Затем обстрел сосредоточился на Новом городе, который мог отвечать бесполезным огнем из малых орудий, расположенных на стенах укрепления. Кроме каменных ядер, англичане использовали также полые чугунные шары, наполненные горящей паклей. Если первые разрушали каменные здания, разбрасывая вокруг себя смертоносные осколки (таким образом было уничтожено несколько цервей), то вторые подожгли немало деревянных построек. В дополнение англичане устраивали под стенами подкопы и взрывы, однако особого эффекта они не давали, поскольку защитники устанавливали на бастионах огромные бочки с водой, а также, обнаружив подкоп по колебаниям почвы, начинали рыть встречные тоннели, чтобы атаковать противника под землей.

Вскоре в стене образовалось уже несколько пробоин. В ночное время, когда не грозил град стрел, жители заделывали их камнями, балками, мешками с песком, [190] рыли позади них траншеи и устанавливали в них колья. Король призывал жителей сдаться, в противном случае помилования им не ожидать. На этот призыв город ответил открытым неповиновением.

В начале сентября с подкреплением прибыл граф Марч. Он высадился у Сен-Baa, затем прошел маршем по богатому Котантену, убивая и грабя население, и оставляя после себя пепелища. С его прибытием король решился пойти на штурм города.

Утром 4 сентября, прослушав три мессы, король отдал приказ об общем наступлении на Нижнюю часть города. Ходили слухи, что его вдохновило видение горящего креста. Первый приступ был отбит, поскольку на атакующих обрушились потоки горящего масла и кипятка, тучи негашеной извести, а также град арбалетных стрел и камней. Один молодой англичанин, сэр Эдмунд Спрингхаус, свалившийся в траншею, был сожжен французами заживо, так как они сбросили на него горящую скирду соломы, чем привели его товарищей в неописуемую ярость. Генрих велел идти на штурм второму, затем и третьему отряду тяжеловооруженных воинов. Ворвавшись в бреши, они сходились с противником в рукопашном бою. Защитники внезапно услышали шум за своими спинами, испугались и сдали свои рубежи. Это Кларенс начал одновременную атаку с противоположной стороны нового города. Человек по имени Гарри Инглес, перебравшись через груду мусора, возглавил отряд воинов герцога, пробивавшихся к центру города. В центре произошла встреча царственных братьев и они, объединив усилия, стали крушить остатки обороны. Если верить хроникам, то победители затем стали сгонять всех из уцелевшего населения, кого могли найти, невзирая на пол или возраст, на рыноч-[191]

ную площадь, где по приказу Генриха не менее 2000 человек были злодейски убиты. Кровь потоками устремилась по улицам. Король приказал прекратить расправу только тогда, когда увидел обезглавленное тело женщины, с припавшим к груди младенцем, который продолжал сосать грудь. Воскликнув «Havoc!», [115] сигнал к мародерству и грабежу. он отдал город на разграбление солдатам. (Все более или менее ценное надлежало, однако, сдавать командирам.) Толпы людей, когда Генрих проходил мимо, падали на колени и молили о пощаде. 5 сентября в Лондон ушло письмо, скрепленное его печатью, как всегда любезное, адресованное мэру и олдерменам. «В результате приступа с малыми потерями наших людей Бог своей высокой милостью ниспослал нам наш город Кан... мы и наше воинство пребываем в хорошем достатке и добром здравии». Один из наиболее крупных историков короля Вог (Waugh) написал: «Для нашего чувства гордости национальным героем унизительно слышать голос тех, кто пострадал от его тяжелой руки, [116] Так. HF . так как, когда сломленный дух французов начал оживать, отвратительная резня в Кане была первой, о чем они вспомнили». (Это заявление со стороны Вога может быть вполне объективным, но оно в то же время является хорошим примером субъективности суждения в пользу Генриха, которой все еще подвержены английские историки. [117] Wylie and Waugh, op. cit., Vol. III, p. 61. )

Старый город и крепость сдались через 16 дней. Возможно, цитадель могла бы продержаться многие месяцы, но боевой дух ее защитников был подорван той граничащей с высокомерием легкостью, с которой воины Генриха взяли Старый город, укрепленные стены которого считались практически неприступными. По всей видимости, слишком мала была возлагаемая ими надежда на способность справиться со столь страшным противником. Более того, с тонко продуманной сдержанностью он предложил им невероятно щедрые условия: мужчинам было разрешено покинуть город, взяв с собой оружие и до 2000 золотых крон, а женщинам сохранить драгоценности.

Слух о падении Кана и об учиненной там кровавой расправе над жителями быстро распространился. В Венеции Антонио Морозини получил письма, написанные защитником города, в которых сообщалось, что король «приказал своим подданным, баронам и рыцарям, и всем солдатам убивать и разрывать на куски всех, кого они смогут найти, начиная от двенадцатилетнего возраста, не щадя никого... никто никогда не слышал, чтобы раньше совершалось подобное бесчестие [nequicia]». [118] Morosini, Chronique d'Antonio Morosini: Extraits rélativs à l'histoire de France, 1414-1428, Vol. II, pp. 146-9. Генрих на Нормандию нагнал куда больше страха, чем рассчитывал. Монах из Сен-Дени сообщает, что «взятием города Кана король Англии внушил нормандцам такой ужас, что они потеряли все свое мужество». [119] Chronique du Réligieux de Saint-Denys, Vol. VI, p. 134. Теперь у него был плацдарм, откуда он мог начать дальнейшее завоевание Нижней Нормандии, имея возможность получать быстрое подкрепление из Англии, поскольку корабли по Орну могли подниматься до самого Кана. Мраморные разработки Кана обеспечивали его прекрасным материалом для пушечных ядер. Как и в Гарфлере, он вел себя как завоеватель, в намерения которого входило остаться здесь навсегда. Цитадель — большая квадратная сторожевая башня из белого камня с четырьмя башенками по углам, очень похожая на лондонский Тауэр, стала одной из любимейших его личных резиденций. Будучи исключительно благочестивым, он немедленно устроил [194] в ней роскошно убранную королевскую часовню. В городе он вскоре конфисковал лучшее из домов, предназначив их для английских поселенцев. Не менее 500 горожан (предполагается, что цифра эта равнялась 2000) предпочли лучше покинуть насиженные места, чем остаться под владычеством англичан.

Французы, все еще катастрофически разобщенные на два враждующих лагеря — арманьяков и бургундцев, обескровленные бесконечной гражданской войной, были не в силах объединиться, чтобы лишить англичан преимущественной ситуациии. Как бы то ни было, но бургундцы, похоже, стали одерживать верх. За успехами герцога Жана Генрих наблюдал с нараставшим беспокойством. Несмотря на то, что герцог Бургундский являлся союзником англичан, тем не менее, он был Валуа и француз. В случае своей удачи после взятия Парижа и обретения центральной власти, было очевидно, что он обратит свои силы против оккупантов.