Десмонд Сьюард - Генрих V

Гарнизон продолжал осуществлять вылазки за пределы городских стен и атаковал англичан. Иногда отряды французов насчитывали более 1000 человек. Осаждавшие отгоняли их назад, хотя и несли при этом некоторые потери. Французы устраивали ловушки и [209] засады, в которые они при отступлении заманивали своих преследователей. Когда Жан Блаунт, лейтенант Гарфлера, вызвал одного из капитанов Руана на поединок, тот выехал ему навстречу и сбросил противника с седла, после чего проткнул тело мечом, а затем, привязав его к конскому хвосту, вернулся в Руан. Чтобы вернуть тело товарища, друзьям Блаунта пришлось заплатиь 400 золотых ноблей. Генрих перед стенами города возвел ряд виселиц, на которых вешал всех, кто попадал в плен. Ален Бланшар отплатил ему тем же, английских пленных он вздергивал на земляных укреплениях, привязав к их шеям собак, некоторых из них он вместе с собаками зашивал в мешки и сбрасывал в воды Сены. Единственное, в чем французы обыгрывали англичан, если можно так выразиться, так только в словесной войне. Вдохновенное отлучение от церкви английского короля, сделанное с городских стен главным викарием Руана, оказалось настолько выразительным, что вызвало у Генриха приступ ярости.

Нехватка еды стала ощущаться уже в середине августа, кроме того осаждавшим удалось отвести в сторону часть городского водоснабжения. Разразилась чума, и вскоре улицы города были усеяны грудами мертвых тел. Но руанцы были уверены, что помощь придет. Должно было пройти еще немало времени, прежде чем они начнут задумываться о возможности капитуляции.

У Генриха не было сомнений в том, что их вера небеспочвенна. Снова и снова до него доходили тревожные слухи о том, что бургундцы двигались в сторону Руана. Его солдаты бдительно несли караул, чтобы не пропустить их приближения. Однажды он даже приказал воинам лечь спать в доспехах. Руан сквозь [210] кордон англичан, мимо виселиц, умудрялся посылать своих отважных гонцов, которые молили герцога Бургундского прийти поскорее на помощь. Один престарелый руанский священник в присуствии короля Карла VI и герцога принялся кричать: «Haro!». Этот крик применялся нормандцами издревле как призыв прийти на помощь и спасти от грабителей. Герцог пообещал прийти с подмогой. В ноябре до ушей голодавших горожан дошла весть о том, что могучая армия герцога, готовая принести им избавление, была уже на марше и что ее прибытие ожидалось через четыре дня после Рождества. По этому поводу осажденные отправились в церкви, чтобы поблагодарить Господа и позвонить в колокола. Тем временем, герцог достиг Понтуаза, который располагался всего в 20 милях от Руана, но ближе не подходил. Его солдаты стали ссориться с войсками дофина, которые все были сторонниками Арманьяка. Тем временем, армейский провиант подошел к концу. В войске, пришедшем на выручку, продолжались ссоры, оно отступило до Бове, где распалось. Из гарнизона же все шли и шли умоляющие просьбы, молившие герцога Жана не оставлять их, но успеха они не возымели.

Джон Пейдж, ничем не прославивший себя солдат, который принимал участие в осаде, оставил нам волнующую повесть об осаде, изложенную в скверных стихах, написанных «грубо и не в рифму». Будучи убежденным в правоте дела короля и в том, что Генрих был «самым царственным из принцев христианского мира», он в то же время был жалостливым человеком, который от всей души сочувствовал несчастным руанцам. Он писал, что пришло время, когда у них не стало никакого другого мяса, кроме конины, а когда она подошла [211] к концу, им пришлось ограничиться кошками, собаками, крысами и мышами, а также любыми очистками овощей, которые они еще могли найти. Они даже ели корни щавеля. [130] Page, op. cit., p. 18. Хорошенькие девушки продавали себя за краюшку хлеба. Рассказы о несчастьях осажденных короля не трогали. Он продолжал производить масштабные земляные работы и строить блокгаузы, устанавливая на них пушки для пресечения любой попытки оказания помощи или поставки провизии.

В начале Рождественских праздников гарнизон выпроводил из города 12000 «бесполезных ртов», надеясь, что им разрешат уйти. Но несмотря на то, что в группах изгнанников, выпущенных из каждых ворот, были только старики и кормящие матери, король приказал своему войску согнать этот несчастный исход во рвы и оставить их там под зимним небом и бесконечными потоками льющегося с небес дождя умирать мучительной голодной смертью. Дождь не прекращался на протяжении всех недель их медленной смерти. Во рву, рассказывает нам Джон Пейдж, можно было встретить маленьких двух и трехлетних детей, просивших подаяние, поскольку их матери были мертвы. Эти несчастные люди лежали на раскисшей от влаги земле и молили подать им кусок хлеба. Некоторые из них находились на последнем изыхании, другие уже не могли открыть глаз и едва дышали. Они были высохшие, как прутья.

На десять-двенадцать мертвецов во рву, что умерли тихо и без криков, словно во сне, приходилось не более [212] одного живого. Младенцев, что родились во рву, Генрих приказал собрать в корзины и покрестить, после чего так же в корзинах их снова вернули матерям.

Благочестивый, как всегда, король отметил праздник Рождества временным перемирием, которое должно было продлиться 24 часа, т. е. весь день Рождества Христова. В ров он отправил двух священников и трех слуг с корзинами провианта. К капитану Руана Ги ле Бутейлеру он послал своих геральдов с предложением пищи для голодающих и с приглашением без опасения прийти в английский лагерь, чтобы получить ее. Капитан не поверил ему и не разрешил руанцам воспользоваться этим предложением. Те, кто находился во рву, помолились за Генриха, чтобы он «выиграл свое право», если можно верить Джону Пейджу, «потому что у англичан нежные сердца».

Как Джон Пейдж объясняет (а Вегеций учит), голод способен пробивать даже самые неприступные стены. В ночь, в канун нового 1419 года было слышно, как у ворот, ведущих на мост, какой-то французский рыцарь прокричал, что хочет поговорить с бароном или рыцарем из хорошего рода. Отозвался Джильберт Умфравиль, сказав, что он рыцарь, и назвал свое имя. (Свое происхождение он вел от нормандского рыцаря, который пришел в Англию с Вильгельмом Завоевателем.) Француз поблагодарил Бога за то, что «в твоих жилах течет древняя нормандская кровь». Умфравиль устроил так, чтобы могли прийти парламентеры из Руана и обсудить с королем возможность переговоров.

Утром они прибыли. Генрих, что очень похоже на него, заставил их ждать до тех пор, пока он не закончит слушать мессу. Наконец, когда он увидел их, лицо его [213] приняло грозное выражение. Один из парламентеров заметил, что Руан не был значимым городом, король гневно ответил: «Он мой, и я получу его!» Тогда они начали просить его о людях во рву, он ответил: «Приятели, кто их туда спровадил?» Переговоры о полной капитуляции начались на другой день. Они проходили в двух палатках в лагере Глостера. Когда снова была затронута тема рва, король холодно выслушал и отказался выпустить «бесполезные рты», снова спросив о том, кто поместил их туда. «Туда поместил их не я, а вы»! Он настаивал на том, что Руан принадлежит ему по праву, укорял парламентеров в том, что они «держали его город, являющийся его наследством». Он сел на своего любимого конька: «Руан — мое наследство». Согласно «Первой английской жизни» он потребовал: «Или, может быть, вы на себя возьмете смелость судить о моем титуле? Разве вы не знаете, сколько замков, городов и других укреплений было нами приобретено и захвачено, и как часто с поля брани возвращались мы с победой, преследуя супостатов? Не это ли были знаки справедливости?» [131] The First English Life of King Henry V, pp. 134, 135. Он повторял слова о том, что Господь был на его стороне, что подтверждалось знаками бежественного оправдания.