Джоэль Кармайкл - Троцкий

Троцкого абсолютно не интересовала статья, и он не хотел уходить от своих кроликов. Но все же он сказал: «Ну что же, давайте посмотрим вашу статью» и, не спеша, молча пошел с Натальей и Джексоном к дому. Наталья довела их до двери кабинета; дверь закрылась. Через минуту Наталья услышала «ужасный, душераздирающий крик». Сначала она не поняла, откуда он исходит. Она бросилась в кабинет и увидела Троцкого, который стоял, облокотившись о притолоку двери, ведущей из столовой на балкон. Лицо его было в крови, голубые глаза блестели.

Оставшись наедине с Троцким, Меркадер вынул из-под пальто ледоруб. Как он сам рассказал позднее: «Закрыв глаза, я изо всех сил ударил его ледорубом по голове». Меркадер рассчитывал убить Троцкого на месте и скрыться. Но Троцкий вскочил на ноги и начал бросать в Меркадера все, что попадалось под руку, в том числе диктофон, а потом сам набросился на него. Троцкий сражался яростно. Он выбил из руки Меркадера ледоруб, и тот был настолько ошеломлен, что не воспользовался ни ножом, ни пистолетом.

«Что случилось?» — спросила Наталья. — «Что случилось?». Он ответил не сразу. «Я подумала, что, может быть, что-то упало на него с потолка — в кабинете делали ремонт. И почему он стоял здесь? Спокойно, не выражая никаких чувств, он сказал: «Джексон». Похоже было, что он хотел сказать: «Вот это и случилось!» Он пошел несколько шагов и медленно опустился на пол. Вдруг, совершенно неожиданно, жестко и почти сурово он произнес: «Наташа, я тебя люблю». Я склонилась над ним… «Ты знаешь, там — он показал глазами на дверь кабинета — я заметил, что он хочет… снова… но я ему помешал». В этих его словах я услышала нотки удовлетворения. «Его нельзя убивать. Он должен говорить», — сказал он медленно.

Убийца, когда его схватили, закричал: «Меня заставили это сделать. Они посадили в тюрьму мою мать».

Хансену Троцкий сказал по-английски: «Это конец. Позаботьтесь о Наталье. Мы долго прожили вместе». Он сжал руки Натальи и Хансена. Потом, когда его несли на носилках, он снова сказал Хансену: «Я хочу, чтобы все, что у меня есть, осталось Наталье. Вы позаботитесь о ней». В больнице он спросил у Хансена, есть ли у него блокнот. Хансен записал несколько обрывков фраз: «Я умираю от руки политического убийцы. Он ударил меня в моем кабинете… Я боролся с ним… Мы… вошли… разговор о французской статистике… Передайте, пожалуйста, друзьям… я уверен… в победе Четвертого Интернационала… вперед…» Последними словами Троцкого Наталье, когда сиделки стали раздевать его, были: «Я не хочу, чтобы они раздевали меня, раздень меня ты».

Наталья наклонилась и поцеловала его. Он ответил на поцелуй. Наталья: «Это было нашим прощанием». В тот вечер Троцкий потерял сознание; через сутки после операции, проведенной пятью хирургами, он умер.

Ему было 60 лет.

Мозг Троцкого был сильно поврежден. Вскрытие показала — мозг весил 1250 граммов.

Махинации Гельфанда невозможно восстановить во всех деталях. Незадолго до своей смерти в 1924 году он уничтожил практически все свои бумаги.

Тем не менее нет никаких сомнений в том, что размах его деловых операций был весьма значителен и что он получил большие суммы на финансирование различных русских групп, выступавших против войны, особенно же — после марта 1917 года — большевиков.

В 1916 году Гельфанд принял прусское подданство; он был откровенным агентом или союзником немецкого правительства.

Весной 1915 года он основал в Копенгагене «институт», предназначенный якобы для научных и статистических исследований; в этом институте работали многие русские эмигранты. Тогда же он создал там большую торговую контору; в самый разгар войны его контора вела оживленную торговлю, посредничая между Германией и Россией (только за один год, с августа 1915 по июль 1916, объем этих торговых операций составил более 11 миллионов рублей). Немецкие связи Гельфанда позволяли ему получать специальные импортные и экспортные лицензии.

Весной 1916 года Гельфанд создал угольный концерн, имевший целью вытеснить английский уголь из Дании и заменить его немецким; осенью того же года он создал собственное грузовое пароходство. И концерн, и пароходство вели операции в тесном контакте с датскими социалистами и профсоюзами. Одни только махинации с углем принесли Гельфанду огромные барыши.

Под вполне законным предлогом расширения своих деловых операций Гельфанд получил возможность создать собственную сеть в России. Его главным уполномоченным был Яков Фюрстенберг, больше известный под псевдонимом Ганецкий, выходец из богатой польской семьи. Фюрстенберг пользовался доверием Ленина: перед войной они прожили вместе два года. Летом 1915 года он переехал в Скандинавию — почти одновременно с Гельфандом. Работая в «институте» Гельфанда, Фюрстенберг был одновременно администратором его экспортной конторы и главным связным между Гельфандом и Лениным. Впоследствии Фюрстенберг занимал высокие посты в советской администрации: вплоть до 1932 года он возглавлял советский Государственный банк.

Вторым связным Ленина был Козловский, неприметный петербургский адвокат и бывший член польской социал-демократической партии.

Гельфанд и Фюрстенберг получали от немцев ряд товаров, в которых нуждалась Россия (хирургические инструменты, медикаменты — как, например, сальварсан для лечения сифилиса — и химикаты), а затем Фюрстенберг различными путями переправлял их в Россию. Деньги, вырученные за эти товары, не возвращались в Германию, а, начиная с весны 1917 года, шли на нужды ленинской пропаганды.

Весной 1917 года к Фюрстенбергу присоединился Карл Радек, тоже доверенное лицо Ленина. Вместе с Воровским (Орловским), инженером по образованию, они втроем составляли так называемую «Большевистскую заграничную службу», публиковавшую газеты на немецком языке. Боровский начал сотрудничать с Фюрстенбергом в феврале, после свержения царизма; с Гельфандом он познакомился, видимо, еще в студенческие годы в Мюнхене. Радек был самым активным членом «Заграничной службы» в Стокгольме.

На своем пути в Россию в апреле 1917 года Ленин отказался встретиться с Гельфандом, когда проезжал через Стокгольм. Но он контактировал с Радеком, который большую часть того дня провел с Гельфандом.

Немцы уполномочили Гельфанда предложить поддержку ленинской партии; Ленин уполномочил Радека принять это предложение. Радек остался в Стокгольме, чтобы руководить «Заграничной службой», а Гельфанд вернулся в Копенгаген для консультации со своими немецкими партнерами; затем он направился в Берлин, где встречался с немецкими социал-демократами и статс-секретарем Циммерманом. После этого он в течение нескольких недель курсировал между Копенгагеном и Стокгольмом, где большую часть времени проводил в большевистской «Заграничной службе».