Елена Стасова - Страницы жизни и борьбы

Владимир Васильевич никогда не был революционером, но он презирал царский режим. А. М. Горький писал в своих воспоминаниях о В. В. Стасове: «Политику он не любил, морщился, вспоминая о ней, как о безобразии, которое мешает людям жить, портит им мозг, отталкивает от настоящего дела. Но одна из его родственниц постоянно сидела в тюрьмах, — он говорил о ней с гордостью, уважением и любовью, и каждый арест, о котором он слышал, искренно огорчал его.

— Губят людей. Лучшее на земле раздражают и злят — юношество! Ах, скоты!» [1] А. М. Горький , Соч., т. 10, стр. 204–205. .

Я приведу два случая, характеризующих отношение дяди к царскому режиму. После смерти директора Публичной библиотеки (ныне Библиотеки имени Салтыкова-Щедрина) Бычкова дяде предложили пост директора, так как он был одним из самых давнишних ее сотрудников. Дядя категорически отказался от этого поста. В письме к моему отцу он писал, что пост директора может принудить его сделать такую «пакость» (так он писал), как недавно это было сделано, а именно: в читальный зал были введены переодетые в форму служителей библиотеки городовые и шпионы для того, чтобы арестовать студентов, которых разыскивала полиция. Этого он не хотел допустить ни в каком случае и отказался от поста директора.

Я была свидетельницей второго случая. После смерти Александра III всем служащим в любом государственном учреждении были вручены сослуживческие медали (как их официально называли) с изображением царя. Получив наряду с другими служащими в библиотеке такую медаль, дядя принес ее домой и повесил… в уборной. Домашние пришли в ужас. Они говорили ему, что если придут с обыском и увидят медаль в таком неподходящем месте, то это может доставить неприятности. «Ну и пусть!», — ответил дядя.

А посещения полиции, конечно, можно было ожидать. Однажды семья была потрясена арестом жившего вместе с ними Александра Васильевича Стасова, родного брата Владимира Васильевича. Арест этот произошел по ошибке, что было установлено Владимиром Васильевичем, который отправился в жандармское управление узнать о причинах ареста. Он присутствовал при разговоре двух жандармов, из которых один утверждал, что арестована «Публичная библиотека», то есть Владимир Васильевич, а другой не менее горячо доказывал, что арестован «Кавказ и Меркурий», то есть Александр Васильевич (директор пароходного общества «Кавказ и Меркурий»). Эта трагикомедия, конечно, окончилась освобождением Александра Васильевича, ибо приказ был дан об аресте Владимира Васильевича. Ясно, что после совершенной ошибки арест Владимира Васильевича терял всякий смысл, так как он мог, конечно, за это время все припрятать, если и было что прятать.

Держать что-либо «нелегальное» не имело никакого смысла для Владимира Васильевича, да, кроме того, он по своему положению тайного советника имел право получать все, даже нелегально печатавшееся за границей. Я всегда пользовалась этим правом дяди, и на его адрес в императорскую Публичную библиотеку всегда посылалось по два экземпляра «Искры» и других наших большевистских газет. Один экземпляр он сдавал в секретный архив библиотеки, а второй попадал в мои руки.

Владимир Васильевич сильно помог мне в моей работе в воскресной школе, когда ученицы просили меня рассказать им о русском «расколе». Он достал мне из закрытого отдела Публичной библиотеки сочинения Щапова и другие материалы, над которыми я проработала много дней в библиотеке.

Н. В. Стасова была второй дочерью В. П. Стасова, и жизнь ее заслуживает того, чтобы на ней остановиться. В молодые годы свои Надежда Васильевна была одной из основательниц первых воскресных школ для женщин. Она же была одной из тех, кто, желая дать возможность неимущим женщинам устроить свою жизнь, основали Общество дешевых квартир, артель переводчиц и артель наборщиц. Она же стояла во главе общества, организовавшего впервые в России высшие женские курсы (больше известные под именем Бестужевских) и стала первой директрисой их.

Когда царское правительство отстранило ее от этой работы, являвшейся основой всей ее жизни, Надежда Васильевна не пала духом. Она выступила инициатором организации нового общества, называвшегося «Детская помощь» и ставившего своей задачей создание яслей и детских домов для детей неимущих женщин.

Младший брат В. В. Стасова — Дмитрий (мой отец), как и его брат, окончил Училище правоведения. В возрасте 33 лет его изгнали со службы за собирание подписей против матрикуляции студентов [2] Попытка завести на каждого студента нечто вроде «личного дела», что позволило бы властям держать студентов под постоянным наблюдением. . Позднее он принимал активное участие в составлении первого судебного уложения (в 60-х годах прошлого столетия) и был первым председателем Совета присяжных поверенных в России (в Петербурге). С небольшими перерывами он оставался на этом посту до самой своей смерти в 1918 г., так как присяжные поверенные считали его «совестью сословия». Он был защитником в многочисленных политических процессах второй половины прошлого столетия. Так, он защищал в процессе 193-х, в процессе 50-ти, в процессе Каракозова. У него дома постоянно жили взятые им на поруки его подзащитные.

Он был хорошим музыкантом и другом Глинки, который за большой рост называл его «мой любезный великан». Вместе с Антоном Рубинштейном и Кологривовым он был основателем Петербургской консерватории и Русского музыкального общества, которое ставило своей целью знакомить широкую русскую общественность с лучшими образцами классической музыки в противовес той «итальянщине», которая царила тогда в нашей музыкальной жизни.

Он же был одним из основателей общества помощи литераторам и ученым. Он же был основателем и бессменным председателем общества помощи слушательницам медицинских курсов, а потом женского Медицинского института в Петербурге. Не было такого общественного начинания, в котором Д. В. Стасов не принимал бы участия. Поэтому Александр II и приказал выслать его в 1880 г. из Петербурга. При этом, как передавали, царь раздраженно заметил: «плюнуть нельзя, чтобы не попасть в Стасова».

Хочется здесь же, несколько забегая вперед, сказать об отношении отца к моей революционной работе. Вернувшись в Питер в декабре 1904 г., когда отец взял меня под залог после голодовки в тюрьме, я, конечно, опять принялась за прежнюю работу. Как-то вечером отец мне сказал: «Ты нас с мамой совсем не любишь, опять принялась за свои дела». На это я ему ответила, примерно, так:

— Я люблю вас, но не могу отказаться от своих убеждений, и этому ты сам меня научил. Когда ты собирал подписи против матрикуляции студентов, твои братья, конечно, говорили: «Что ты делаешь, Дмитрий? У тебя на руках молодая жена!». Но ты не отказался от своих убеждений и скоро был исключен со службы. А потом ты вел бесконечные процессы по политическим делам и принимал участие в самых разнообразных общественных организациях, за что и был выслан из Петербурга. И опять ведь твои братья говорили тебе: «Что ты делаешь, Дмитрий, ведь у тебя шесть человек детей на руках!» Но ты продолжал делать то, что ты считал нужным по своим убеждениям.