Юрий Андреев - Цена свободы и гармонии. Несколько штрихов к портрету греческой цивилизации

Конечно, хотелось бы узнать поточнее, как велика была дистанция, отделявшая греков II тыс. до н. э. от греков времен Перикла и Сократа или хотя бы Гомера. Во всяком случае, их язык, известный нам теперь по сохранившимся документам микенских дворцовых архивов, очень сильно отличается от языка гомеровских поэм — самого раннего из существующих сейчас образцов греческого литературного языка. В микенских текстах, хотя лингвистам и удалось прочесть их по-гречески, еще очень много слов и грамматических форм явно негреческого происхождения, и это обстоятельство в целом хорошо согласуется с гипотезой известного английского исследователя Дж. Чедуика, одного из главных участников дешифровки микенского письма, по мнению которого, греки, когда они пришли на Балканский полуостров, еще не были вполне готовым, сложившимся этносом со своим особым языком, психическим складом, мировосприятием и культурой. Все это они обрели по-настоящему уже после того, как обосновались на Пелопоннесе, в средней и северной Греции в процессе длительного взаимодействия и ассимиляции индоевропейских пришельцев с племенами, жившими до них на этой же территории.

Реальная история Греции в III—II тыс. до н. э. нам почти неизвестна. Древнейшие памятники письменности, открытые на Крите и в материковой Греции, частью остаются до сих пор не прочитанными (критское линейное письмо А, основой которого был, по всей видимости, какой-то негреческий язык), а в основной своей массе представляют собой всего лишь счетные записи, которые велись в хозяйстве микенских дворцов (линейное письмо Б). Пытаться извлечь из текстов такого рода какую-нибудь конкретную информацию по истории страны и населявшего ее народа или народов — занятие почти безнадежное. Богатейший археологический материал, извлеченный из земли во время раскопок некрополей, поселений, дворцов и цитаделей бронзового века, позволяет представить в самых общих чертах, как шло в ту эпоху культурное развитие племен, обитавших по берегам Эгейского моря и на его островах. Но в большинстве случаев мы не знаем их имен и почти ничего не можем сказать о реальных перипетиях их исторических судеб. Археология допускает в таких случаях лишь более или менее правдоподобные догадки, которые чаще всего почти невозможно подтвердить или опровергнуть.

Кикладский идол с острова Аморгос . Между 2600—2300 гг. до н.э.

Уже в III тыс. до н. э. или в эпоху ранней бронзы в пределах Эгейского мира [4] В понятие «Эгейский мир» обычно включаются страны и области, Расположенные вокруг Эгейского моря, а также и непосредственно на его акватории. Сюда относятся материковая Греция, противолежащее (западное) побережье Малой Азии и многочисленные острова, разбросанные по всему Эгейскому бассейну. образовалось целое «созвездие» археологических культур, среди которых наиболее известны культура Трои — Гиссарлыка на восточном побережье пролива Геллеспонт (совр. Дарданеллы), культура островов Кикладского архипелага в центральной части Эгейского бассейна, раннеэлладская культура материковой Греции (ее главные центры находились на Пелопоннесе и в средней Греции) и, наконец, раннеминойская культура Крита. Все эти культуры имели некоторые общие черты и признаки (простейшие изделия из меди и бронзы вроде ножей и кинжалов, керамика, хотя не всегда и не везде изготовленная с помощью гончарного круга, дома из необожженного кирпича или из грубо обработанных каменных плит и т. д.), хотя в целом были сравнительно слабо связаны между собой и развивались более или менее автономно.

О художественной и технической одаренности их создателей напоминают такие археологические диковинки, как знаменитые драгоценности из так называемого «клада Приама», открытого Г. Шлиманом в Трое II, замечательные образцы кикладской мраморной скульптуры (так называемые «идолы»), поражающие красотой и элегантностью своих силуэтов раннеэлладские вазы типа так называемых «соусников», раннеминойские сосуды из цветного камня и т. п. Некоторые эгейские культуры эпохи ранней бронзы вплотную приблизились к порогу, отделяющему неолитическую земледельческую общину от дворцовой цивилизации. Об этом может свидетельствовать, например, цитадель Трои II с ее мощными укреплениями и так называемыми «мегаронами» — вытянутыми в длину прямоугольными постройками, отдаленно напоминающими позднейшие микенские дворцы. Другая аналогичная цитадель была открыта в Лерне — одном из центров раннеэлладской культуры в Арголиде (северовосточный Пелопоннес).

Однако из всех культур, вышедших на «старт» в начале III тыс. До н. э., достигла «финиша» и стала настоящей цивилизацией уже в начале следующего II тыс. только одна культура раннеминойского Крита. Все остальные одна за другой «сходили с дистанции» и исчезали почти бесследно, не оставив после себя никаких «наследников» и, как может показаться, не оказав сколько-нибудь заметного влияния на общий ход культурного прогресса в этой части древнего Средиземноморья. Можно предполагать, что создателями и носителями этих древнейших культур Эгейского мира были загадочные племена и народы, входившие в состав так называемого «догреческого субстрата», т. е. коренного населения страны, жившего здесь до Появления греков. Вероятно, именно их греки называли позже «пеласгами», а также «лелегами», «карийцами» и другими именами. Преждевременная гибель троянской, кикладской, раннеэлладской и других культур этой эпохи, конечно, не означает, что были полностью уничтожены и исчезли с лица земли создавшие их народы. Скорее всего, они просто были ассимилированы какими-то другими пришлыми племенами.

Минойская ваза стиля Камарес из Феста. Между 1900-1700 гг. до н.э.

Перемещения племен и соответственно их перемешивание между собой, которые влекли за собой смену или обновление населения иногда на весьма обширных пространствах как в материковой, так и в островной Греции, были вполне обычным явлением как в III, так и в следующем за ним II тыс. до н. э. Не будем забывать о том, что Греция, несмотря на свое, казалось бы, обособленное местоположение на далеко выдвинутой в море оконечности южной Европы, никогда не была отделена от внешнего мира какой-то непроходимой стеной. Проникнуть на полуостров можно было как по суше (с севера — через Македонию или Эпир, вдоль южных отрогов Балканских гор, так и морем с востока — через проливы Геллеспонт и Босфор или вдоль цепей островов, связывающих как своеобразные естественные мосты восточный берег Эгейского моря с его западным побережьем. О постоянных передвижениях древнейшего населения Греции писал впоследствии великий греческий историк Фукидид, связывая их с его крайне низким жизненным уровнем, невозможностью и нежеланием надолго закрепляться в какой-то одной местности.