Александр Бушков - Россия, которой не было. Гвардейское столетие

В штатном обозе гвардейского полка сержанту для его пожитков совершенно официально, согласно уставу, отводилось шестнадцать повозок, для сравнения: армейский полковник имел право только на пять…

Княгиня Дашкова простодушно вспоминала: «Гвардейские полки играли значительную роль при дворе, так как составляли как бы часть дворцового штата. Они не ходили на войну; князь Трубецкой (генерал-фельдмаршал русской армии! – А. Б .) не исполнял своих обязанностей командира.

Из записок знаменитого Андрея Болотова: «К числу многих беспорядков, господствовавших в гвардии, принадлежало и то, что все гвардейские полки набиты были множеством офицеров; но из них и половина не находилась при полках, а жили они отчасти в Москве и в других губернских городах и вместо несения службы только лытали, вертопрашили, мотали, играли в карты и утопали в роскоши; и за все сие ежегодно производились, и с такой поспешностью, в высшие чины, что меньше нежели в 10 лет из прапорщиков дослуживались до бригадирских [2]чинов и по самому тому никогда и ни в которое время не было у нас так много бригадиров… нужно было только попасть в гвардейские офицеры, как уже всякий и начинает, так сказать, лететь, и, получая с каждым годом новый чин, в немногие годы, нередко, лежачи на боку, дослуживался до капитанов; а тогда тотчас выходил либо в армейские полковники [3]и получал полк с доходом, в несколько десятков тысяч состоящим, либо отставлялся бригадиром…»

Помните пушкинского Петрушу Гринева, которого батюшка сразу при его рождении записал в полк сержантом? К совершеннолетию означенный недоросль Петруша, в жизни не видевши ни мундира, ни казармы, стал уже офицером… И это было обычной практикой: новорожденных, пользуясь связями, записывали рядовыми или сержантами в гвардию. Иные нетерпеливцы проделывали это, когда младенец находился еще в материнской утробе – и это порой влекло некоторую конфузию, когда на свет появлялась девочка…

Вот для примера блестящая воинская карьера одного из князей Оболенских. 25 июня Василию Петровичу Оболенскому высочайше пожалован чин прапорщика. Через девять дней – подпоручика. 12 августа того же года – он уже капитан…

А знаете, сколько лет его высокопревосходительству, господину капитану?

Пять!

Правда, стаж воинской службы для столь юных годов немалый. Почти полжизни. На службу князинька поступил в три года, сразу в сержанты. А в двенадцать лет, в звании майора, уже вышел в отставку. К тридцати трем годам Василий свет Петрович получил чин генерал-майора и орден за выслугу лет…

И подобных «майоров» – десятки, сотни! Ени чери, господа, ени чери…

Вы никогда не видели лейб-кампанца в парадной форме? Я тоже, но сохранилось описание. Напоминаю, лейб-кампания – это своего рода гвардия гвардии. Те триста Преображенских солдат, что, под предводительством Елизаветы Петровны, возвели ее на трон в 1741 г., по приказу благодарной государыни были выделены в особую гвардейскую роту – Лейб-Кампанию.

Это было что-то! Даже на фоне тогдашнего гвардейского блеска. Все из трехсот, кто не из дворян, возводятся в потомственное дворянство. Каждый лейб-кампанец получает чин армейского поручика. Сержанты – подполковников. Прапорщик – полковника. Ротный адъютант – бригадира. Поручики – генерал-лейтенантов…

Рейтузы с золотыми галунами, поверх красных камзолов – зеленые кафтаны, а поверх кафтанов еще и супервест, ярко-красная накидка с Андреевской звездой на груди и двуглавым орлом на спине. Шляпа с плюмажем из страусиных перьев, торчащим вертикально…

За двадцать лет своего существования лейб-кампанцы ничем полезным себя не проявили. Зато гулять любили с размахом, так, что долго потом ежился стольный град Санкт-Петербург…

19 августа 1755 г., вечер. Как издавна заведено, улицы на ночь перегораживают особыми шлагбаумами, рогатками, и возле них дежурят полицейские сторожа с трещотками. Один из таких сторожей вдруг видит, как к его будке что есть духу летит неизвестный штатского вида, оглашая ночную тишь истошным криком: «Караул! Спасайте!» За ним – лейб-кампанец с переломанным бильярдным кием (а они тогда были массивнее нынешних), догоняет бедолагу и, не обращая внимания на стража порядка, принимается лупить несчастного своим «орудием».

Караульный, как ему обязанностями и предписано, крутит трещотку, вызывая подмогу. Отвлекшись на минутку от своего предосудительного занятия, гвардеец с неудовольствием спрашивает, отчего это посторонний вмешивается не в свое дело.

Караульный, по фамилии Ефимов, обстоятельно отвечает: мол, никакой он не посторонний, а сторож при рогатке, и в его служебные обязанности как раз и входит поддержание порядка.

Тогда бравый гвардеец и ему в зубы – тресь! Сбивает наземь и принимается охаживать кием так, что Ефимову ясно: его намереваются истребить до смерти. Кое-как вырвавшись, страж порядка бежит за помощью.

Прибывает воинская команда из армейских солдат с капралом. У побитого сломана нога, выбиты зубы, раны на голове и по всему телу. По горячим следам буяна задерживают. Он, точно, гренадер лейб-кампании и армии поручик Петр Коровин. Выясняется, что избитый – тоже персона немаленькая, главный переводчик питерской полиции Карл Болсен. Оказалось, у Коровина была с ним мелкая бытовая стычка, вот лейб-кампанец и не сдержался, случайно встретив в трактире «шпака»…

Второй случаи. 25 ноября 1755 г. В Санкт-Петербурге праздник. Мало того, государственный праздник номер один – очередная годовщина восшествия Ее Императорского Величества на престол. И в Зимнем дворце (старом, деревянном, на Мойке) государыня Елизавета Петровна, как обычно, собрала Лейб-Кампанию на грандиозный банкет.

Пили долго, пили хорошо. Уже в первом часу ночи шествует по улице, выписывая зигзаги, лейб-кампании гренадер (и армейский поручик, а как же!) Василий Поливанов. Узрев открытый трактир, он в компании двух приятелей-гвардейцев сворачивает туда и грозно требует в момент очистить бильярдную для него одного.

Видя его состояние, гости решают улетучиться подальше от греха. Пьяный гвардеец качается на стуле – и падает на пол, вызвав смех не успевших выйти.

Сие для бравого гвардейца крайне оскорбительно. И он, выхватив шпагу, кидается за насмешниками, громогласно обещая всех тут же изрубить в капусту. Однако они на трезвых ногах зайцами порскнули кто куда. А Поливанов с досады начинает разносить трактир: все бутылки – вдребезги, пара окон выбита, а напоследок и бильярдный стол изрублен…

Обоих «героев» взяли в оборот, конечно. Оба около года просидели под замком, а потом благополучно вышли по объявленной императрицей амнистии – Елизавета не раз и не два объявляла такие амнистии исключительно для лейб-кампанцев. Но оказались они за решеткой не благодаря неумолимой строгости закона, а исключительно потому, что генерал-полицмейстер столицы терпеть не мог лейб-кампанцев и пользовался любым предлогом, чтобы упечь их на нары.