Нина Быстрова - «Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

К началу чехословацкого восстания план сотрудничества с советским правительством в английских правительственных кругах был окончательно похоронен. Восстание послужило поводом к началу небывалой кампании за интервенцию в англо-французской прессе.

26 мая 1918 г. Садуль писал А. Тома, что по имеющимся у него сведениям, после Брестского мира Чехословацкий корпус должен был быть отправлен на Западный фронт, но он получил от Троцкого разрешение отправить корпус во Владивосток. После японского десанта, с одной стороны, и выступления семеновских банд в Сибири, — с другой, транспортировка чехословаков была приостановлена, несмотря на заверения в лояльности чехов по отношению к русской революции, но было разрешено направить Чехословацкий корпус в Архангельск для дальнейшей отправки во Францию при условии его частичного разоружения и гарантии со стороны союзников быстрого отъезда, чтобы не вызвать германских ультиматумов против России. Частичное разоружение чехословаков произошло, но они смогли тайно сохранить большое количество оружия. По утверждению Троцкого, переброска чехословаков к Архангельску не была осуществлена из-за того, что не был получен ответ на поставленный им вопрос: «Имеется ли в Архангельске достаточный тоннаж для переброски их во Францию?» [274] Там же. Л. 180–181. 29 марта, в день, когда началась отправка корпуса во Владивосток, Робинс телеграфировал Фрэнсису: «Осведомлены ли Вы о позиции Вашингтонского правительства об отправке чехословаков через Соединенные Штаты во Францию? По моему мнению, посылка этих войск вокруг света станет бессмысленной тратой денег, времени и тоннажа» [275] Там же. Л. 181. .

Эти сообщения свидетельствовали о том, что перемена места отправки чехословаков с Владивостока на Архангельск произошла не только с ведома, но и с одобрения союзников, хотя в их официальных заявлениях изменение направления движения чехословаков инкриминировалось советскому правительству, как нежелание выпустить их из России. В донесении американского посланника в Токио своему правительству говорилось, что находившийся там Масарик, получив известие о разоружении чехословаков, заявил, что это вполне естественно, отряды должны быть разоружены [276] Там же. Л. 182. .

Через два месяца, 29 мая 1918 г. Садуль в письме к Тома вернулся к вопросу о чехословацком выступлении. Троцкий был убежден, писал он, что это выступление явилось генеральной репетицией японской интервенции в Сибири, планом, который был выработан союзниками в согласии с контрреволюционерами и который выполнялся французскими офицерами, находившимися в чехословацких эшелонах. По его мнению, Троцкий ошибался, так как французская миссия была там представлена только двумя офицерами, выполнявшими административную работу («Мы авансируем чехословакам их расходы») и осуществлявшими связь с советским правительством. Один из этих офицеров — полковник Гинэ, как считал Садуль, не был способен вмешаться в подобную авантюру [277] Там же. . По свидетельству А. А. Аргунова, члена партии социалистов-революционеров, Гинэ участвовал в заседаниях военного совета, руководившего чехословацким выступлением, наряду с представителями чехословаков и русских контрреволюционеров, в том числе и самого Аргунова [278] Там же. . В том же письме Садуль писал о тяжелых, но приемлемых условиях, выдвинутых Троцким: немедленное прекращение военных действий, разоружение чехословаков, транспортировка их на Архангельск и Мурманск, притом отправятся они под ответственность союзных офицеров и в ближайшее время будут увезены на английских судах [279] Там же. Л. 183. . Несмотря на согласие вице-президента Чехословацкого национального совета П. Макса с предложениями Троцкого, реализованы они не были. Позднее были обнаружены данные, свидетельствующие, что союзники всячески препятствовали ликвидации восстания.

Из письма юрисконсульта Страки (посланника Чехословацкого национального совета в Омске в 1918 г.), приехавшего в Вологду убедить французского посла и других союзников «интервенировать в пользу маршрута на восток», следует, что говорить с ними он вынужден был о маршруте на запад. Французский посол, по его словам, был удивлен, что часть оружия была чехами возвращена. Страка уверил его, что сделано это было с согласия французского комиссара. Удивила посла и просьба добиться у русского правительства разрешения отправиться на восток: союзники, по его словам, были очень довольны, что большевики сделали распоряжение об отправке чехословаков на Мурманск и Архангельск. Это было выгодно, так как «сбережет много тоннажа, если вместо нескольких месяцев, мы поедем несколько дней»; это важно и в военном отношении, ибо «сам факт нашей поездки по Мурману будет препятствовать немцам и истинным белогвардейцам оккупировать эту чрезвычайно важную линию» [280] Там же. Ф. 0418. Оп. 1. Д. 24. П. 1. Л. 7. . Союзники в связи с этим приветствовали решение Совнаркома, считая его следствием изменившегося политического положения России.

В письме из Вологды 9 мая 1918 г. в отделение Чехословацкого национального совета Страка сообщал о своей беседе с заместителем генерала Лаверня Леленгом, которому он сказал: «Мы были, пребываем и будем нейтральны во внутренней русской борьбе. (Если) Эту борьбу могут считать внешней, но в ней могут принимать участие и русские политические партии, а наши солдаты против русских ни в коем случае не пойдут или пойдут, но крайне неохотно; кроме того, мы обязались перед Совнаркомом, договорившись о нейтралитете» [281] Там же. Л. 10. . Совнарком, по его мнению, был бы очень доволен их вмешательством, «хотя и протестовал для заграницы против англо-французского десанта, и местные советы просили союзников о помощи». Чехословацкие войска ни в коем случае в России охотно сражаться не будут, писал Страка. Во Франции они сделают все, но можно оказать союзникам куда более важную услугу теперь здесь. Занятие Мурмана или даже Архангельска было бы крупным успехом немцев, не только военным, но и политическим. Россия будет отрезана от Запада и станет игрушкой в руках немцев, оружием против союзников, которые сделают все, чтобы Россия освободилась от немецкого влияния и поняла, где и как она должна охранять свои интересы. Союзникам безразлично, сокрушит ли немцев большевистское или иное правительство. Можно ли открыто сказать чехословацким солдатам, задавал вопрос Страка, что путь на запад выбрали союзники, а не Россия? Его ответ — ни в коем случае, это было невозможно, ведь союзники могли помочь, но не могли гарантировать свободный проезд эшелонов по пути Челябинск — Екатеринбург — Вологда и далее. «Об умысле союзников — направить нас на запад, — писал Страка, — не знали и не знают консулы в Иркутске. Это известно всего четырем-пяти лицам и должно безусловно храниться в тайне. Это требует интерес дела, и может быть от этого зависит успех» [282] Там же. Л. 11. . Войско неохотно поедет на Архангельск или Мурман, признавал он, «довольно с нас России, прочь отсюда».