Нина Быстрова - «Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

После победы над «корниловщиной» создалась новая политическая ситуация, которая вывела на политическую авансцену большевиков. В октябрьские дни 1917 г., когда решалась судьба России, а Временное правительство оказалось слабым и беспомощным, саму возможность того, что большевики могут победить и образовать собственное правительство, никто всерьез не рассматривал. В ночь на 8 ноября (по новому стилю) началась новая российская история. Временное правительство было низложено. Советское правительство во главе с В. И. Лениным внесло коренное изменение в понимание и определение национально-государственных интересов страны в области внешней политики. Готовя партию к завоеванию власти, Ленин и другие большевистские лидеры рассчитывали в 1917 г. на революцию в других странах как на важное условие победы революции в России. Вместе с тем в отличие от выстраданных подавляющим большинством населения России требований мира, земли и свободы, тезис о мировой пролетарской революции был скорее продуктом утопических, интеллектуально-доктринерских увлечений большевистской верхушки, нежели следствием серьезного научно-политического анализа действительности [31] Нежинский Л. Н. В интересах народа или вопреки им?: советская международная политика в 1917–1933 годах. М, 2004. С. 14. . Западный пролетариат оказался не настолько классово сознательным, как того ожидали большевики, да и русскому рабочему мессианские компоненты сознания были навязаны позднее [32] Булдаков В. П. Красная смута: природа и последствия революционного насилия. М., 1997. С. 102. .

8 декабря 1917 г. в своем первом (как оказалось позднее, и последнем) официальном заявлении после октябрьского переворота английский посол обратился со словами предостережения к русской демократии, лидеры которой были воодушевлены желанием создать братство рабочих всего мира. Симпатизируя этой цели, он просил рассмотреть, подходят ли их методы для демократии других стран, в особенности английской. «Лидеры русской демократии создают, может быть, ненамеренно, впечатление, что они имеют в виду скорее германский, нежели английский пролетариат, — сказал Бьюкенен. — Их отношение к нам скорее убьет, нежели притянет симпатии британских рабочих. Во время великой войны, которая последовала за французской революцией, речи, направленные против Великобритании и попытки вызвать революцию в нашей стране, лишь укрепили решимость британского народа воевать до конца, собрав британский народ вокруг его правительства. Если я не ошибаюсь, история повторяется в XX столетии» [33] АВП РФ. Ф. 56-6. Оп. 1. Д. 1. П. 1. Л. 26. .

В странах союзников октябрьский переворот был встречен с ужасом и возмущением, «но с неполным осознанием его огромного значения» [34] Уорт Р. Указ. соч. С. 185. . Первоначальный шок смягчался широко распространенным мнением, что большевики обязаны своей победой лишь случайному стечению обстоятельств и вскоре будут отстранены от власти. По словам участника тех событий социалиста В. А. Мякотина, члена «Союза возрождения России», всем или почти всем представлялось, что «эта власть должна рухнуть, как только у обманутых масс раскроются глаза на жестокие последствия большевистского переворота и большевистской политики» [35] Цит. по: Пайпс Р. Московские центры: политический фронт в гражданской войне в России // Вопросы истории. 2009. № 2. С. 52. .

Первый контакт (на длительное время он стал и последним) официального лица союзников с новой, советской властью состоялся по просьбе леди Бьюкенен. Жена английского посла уговорила генерала А. Нокса попытаться спасти захваченный в плен женский батальон от якобы уготованной им «судьбы хуже смерти» [36] Уорт Р. Указ. соч. С. 182. . Генерал отправился в Смольный, потребовал от секретаря Военно-революционного комитета освободить женщин. В конечном счете необходимый приказ был отдан и исполнен.

8 ноября в английском посольстве в Петрограде состоялось и первое собрание всего дипломатического корпуса, созванное, по словам посла США Д. Р. Фрэнсиса, по инициативе французского посла для обсуждения вопроса о безопасности иностранцев. На собрании дипкорпуса было принято решение о самостоятельных действиях каждой миссии. Судя по всему, послы не обошли вниманием последнюю обращенную к ним просьбу министра-председателя Временного правительства А. Ф. Керенского не признавать советского правительства, которую он передал накануне, утром 7 ноября, Фрэнсису через секретаря американского посольства Ш. Уайтхауза, чьим автомобилем воспользовался для отъезда из Петрограда. Дж. Бьюкенен в своих мемуарах писал о том, что просьба эта была обращена ко всем союзным послам [37] Бьюкенен Дж. Указ. соч. С. 356. . Не случайно на следующий день после собрания послов английское посольство в специальном заявлении поспешило опровергнуть сообщение печати о принятом послами постановлении покинуть Россию в случае упрочения советской власти [38] См.: Ганелин Р. Ш. Советско-американские отношения в конце 1917 — начале 1918 г. Л., 1975. С. 14–15. , которое, безусловно, имело под собой почву.

Державы Антанты новую власть не признали. Вместе с тем они и не отзывали послов из Петрограда, сохраняя канал для диалога с большевиками, которых безуспешно пытались убедить продолжать войну с Германией. Главный тон в этом задавала пресса Великобритании. Так, после получения известия о перевороте, 8 ноября 1917 г. проконсервативная газета Daily Express писала о том, что любое вмешательство в события в России лишь ухудшит ее положение, и предлагала Англии предоставить Россию на время самой себе. В тот же день консервативная Morning Post выдвинула своего рода лозунг интервенции, сообщив, что последователи Ленина являются врагами Антанты и открытыми друзьями Германии, поэтому никаких дел с ними быть не может. Перед союзниками, писала газета, лишь одна задача: установить какими-либо средствами связь с русским народом и с верными союзникам его элементами. Словно следуя совету либеральной Westminster Gazette от

9 ноября «не делать ничего, что дало бы возможность максималистам (этим термином называли большевиков. — Н. Б.) сказать, что мы, а не немцы являемся врагами, что мы покушаемся диктовать им», правительство и общественные круги Великобритании решили держаться выжидательно. В течение двух недель в публикациях английской прессы наблюдалась определенная сдержанность: большинство статей ограничивалось сопоставлением информации о событиях в России; речь о признании советского правительства в них не шла. Приведем такой факт. Когда 10 ноября юнкера захватили на несколько часов Петроградскую телеграфную станцию, они успели разослать телеграммы о том, что советское правительство сброшено; английская пресса, хотя и с оговорками, склонна была довериться этим сообщениям. Освещать события в России в те дни начал Стокгольм, сообщив, что во главе победных войск в Питер вошел П. Н. Краснов. Однако в целом первые послеоктябрьские дни были днями выжидания. Ожидание господствовало и в британском парламенте. 12 ноября на запрос о положении дел в России министр иностранных дел А. Дж. Бальфур ответил, что никаких сообщений, помимо того, что появилось в прессе, он сделать не может. Через неделю, 19 ноября, последовал новый запрос, заставивший Бальфура признать факт «победы» советского правительства. Член парламента Кинг поинтересовался, осведомлен ли министр иностранных дел о положении в Петрограде; находился ли он в течение последней недели в телеграфной связи с Дж. Бьюкененом; покинул ли кто-либо из дипломатических представителей Петроград по причинам безопасности. Бальфур ответил, что положение в России до сих пор неясно, хотя, очевидно, экстремисты вполне овладели Петроградом и Москвой, телеграфное сообщение с английским посланником в Петрограде, прерванное одно время, возобновилось; сэр Бьюкенен остался на своем посту. Сведений же об остальных дипломатических представителей у Бальфура не оказалось [39] АВП РФ. Ф. 56-6. Оп. 1. Д. 1. П. 1. Л. 8. .