Нина Быстрова - «Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

В декабре 1918 г. западные державы стали оказывать воздействие на Германию, чтобы та не только защитила оккупированные ею территории в России, но и начала активные вооруженные действия против большевиков. Как пишет А. И. Уткин, сложилась необычная ситуация: «весь прошедший год, борясь с грозным противником, Запад обсуждал вопрос, как мобилизовать дополнительные силы и войти в Россию. А теперь, имея в руках победу, ликвидировав германскую угрозу, Запад думал о том, как не пустить Россию в Европу, как перехватить те позиции, которыми владела в Западной и Юго-Западной России Германия, начиная с весны 1918 г.» [511] Там же. С. 290. .

Отношение немцев к России в ноябре — декабре 1918 г. было сложным. Для реализации долгосрочного замысла укрепления своих позиций на российской периферии немцам нужно было нейтрализовать советскую пропаганду и не ослаблять там военного присутствия. Генерал Тренер (преемник Людендорфа) набирал добровольцев в немецкие войска на Востоке, а германские фирмы размышляли над возможностями освоения новых территорий. Такой политики Берлин придерживался на протяжении восьми месяцев между ноябрьским перемирием и подписанием Версальского мира [512] Там же. С. 299. .

По справедливому замечанию А. И. Уткина, Запад волновала не большевизация Германии, а геополитический аспект: нахождение ею некой формы союза с Россией: «И немцы начали использовать рычаг этой угрозы для постепенного высвобождения Германии из-под пресса поражения. Германская сторона быстро ощутила возможность использования страха перед вооружившейся новой идеологией Россией» [513] Там же. С. 301. . Отношения с Москвой не должны были вызывать подозрений у Парижа, Лондона и Вашингтона. В результате Берлин отказался поднять уровень дипломатических отношений с Советской Россией, отверг ее предложения об экономической помощи и изолировал советских дипломатов.

25 ноября 1918 г. министру иностранных дел Германии была послана радиотелеграмма Г. В. Чичерина, в которой говорилось, что в ответ на радиотелеграмму от 21 ноября, в которой содержалось обращение Германского правительства с вопросом, признает ли Русское правительство нынешнее Германское правительство и согласно ли оно дать обязательство, что будет воздерживаться от всякого воздействия на германское население с целью образования в Германии другого правительства, «Народный Комиссариат по Иностранным Делам указывает, что многократные предложения Русского правительства о восстановлении нормальных отношений между Россией и Германией сами по себе уже предполагают признание нынешнего Германского правительства со стороны Русского» [514] АВП РФ. Ф. 56-б. Оп. 1. Д. 12. П. 2. Л. 94–95. . Что же касалось воздействия на германское население, то по мнению Русского Правительства, «гораздо более соответствовало бы достоинству обоих правительств и тем демократическим принципам, которые выставляет Германское правительство, если бы обе стороны не налагали никаких ограничений на заявления и сообщения другой стороны, и что Русское правительство нисколько не возражало бы, если бы в каких-либо радиотелеграммах Германского правительства защищались взгляды и интересы правых эсеров и меньшевиков». Правительство России, как сообщалось далее, было бы даже готово публиковать эти радиотелеграммы в своих официальных изданиях и если бы того пожелало Германское правительство, даже два раза. Хотя Русское правительство нашло бы гораздо более желательным исключить пункт об отказе от воздействия на население (тем более, что это было лишь повторение ст. 2 Брестского договора), тем не менее оно заявило, что если требование является предпосылкой, без которой Германское правительство не согласится на восстановление нормальных отношений с Россией, то Русское правительство готово принять даже это требование [515] Там же. Л. 95. . В связи с тем, что все выставленные Германским правительством условия для восстановления нормальных отношений с Россией таким образом удовлетворены, Народный Комиссариат просил Германское правительство указать день, когда русский полномочный представитель Иоффе и персонал полпредства могли бы вернуться в Берлин, а также распорядиться, чтобы русское дипломатическое представительство в Вене и русские дипломатические курьеры могли бы свободно проезжать по территории Германии [516] Там же. .

В заявлении Германскому правительству по поводу выполнения Брестского договора [517] Там же. Ф. 04. Оп. 13. П. 71. Д. 1012. Л. 1–6. Чичерин напомнил, что еще 10 ноября 1918 г. в обращении ко всем рабочим, солдатам и матросам Германии, а затем 12 ноября в обращении к Совету Народных Уполномоченных Германии Советское правительство настаивало на немедленном возвращении российского полномочного представительства в Берлин и восстановлении нормальных отношений между обеими странами. 14 ноября в обращении ко всем Совдепам Германии нарком настойчиво подчеркивал необходимость восстановления дипломатических отношений между обеими странами. 15 ноября состоялся разговор Чичерина и К. Б. Радека по прямому проводу с референтом по внешней политике Совета Народных Уполномоченных Германии Гуго Гаазе. 16 ноября Чичерин сообщил статс-секретарю доктору Зольфу, что все препятствия для отъезда в Германию бывших германских генеральных консулов из России устранены, и поэтому, согласно официальным германским заявлениям, ничто не препятствовало возвращению российского полномочного представительства в Берлин. Упоминалась и изложенная выше телеграмма от 25 ноября. Однако советские предложения о возобновлении двусторонних отношений остались без ответа.

6 декабря 1918 г., получив приглашение от Исполкома Берлинского Совета рабочих и солдат прислать делегацию от ЦИК на Всегерманский Съезд Советов, Чичерин высказал пожелание о скорейшем возвращении российского дипломатического представительства в Берлин и отправки германского дипломатического представительства в Москву [518] Там же. Л. 3. . Ответной реакции не последовало. Тем временем германские войска без объявления войны наступали на Латышскую и Литовскую Республики, делали все для подавления недавно завоеванной трудящимися и эксплуатируемыми массами свободы в этих странах и в районе своей оккупации совершая всевозможные зверства и насилия над трудящимся народом, производя систематически настоящие карательные экспедиции, — подчеркнул нарком [519] Там же. . Далее Чичерин привел факты, служившие доказательством того, что по отношению к Российскому Советскому правительству Германское правительство нарушало основные принципы, соблюдаемые в отношениях между двумя странами: официальные документы российского Дипломатического представительства были переданы редакции издававшегося в Берлине белогвардейского контрреволюционного русского листка; в здании представительства поселен священник, торговавший бумагами и документами и «для преступных целей» использовавший оставшиеся в канцелярии представительства бланки паспортов. Нарком указывал, что никогда Российское Советское правительство не отступало от сделанных им с начала ноября 1918 г. заявлений с настойчивым требованием устранения навязанных ему Германским правительством конфликтов, так же как и от сделанного им 15 февраля заявления об отсутствии всяких агрессивных намерений по отношению к Германии и планов вторжения в ее пределы. Однако «принимая во внимание все чаще раздающиеся из рядов трудящихся масс Германии требования об установлении самой тесной дружбы с Советской Россией, Правительство РСФСР высказывает твердую уверенность, что недалек тот час, когда эти пожелания претворятся в действительность» [520] Там же. Л. 5–6. . Протестуя против утверждений о якобы имевшихся у него враждебных намерениях по отношению к Германии, правительство РСФСР заявляло, что ответственность за искусственно создаваемые конфликты всецело пала на Германское правительство, Российская Советская Республика помышляла лишь о защите против нападений извне и об обороне свободы своего народа и спасении завоеваний революции.