Марина Скржинская - Скифия глазами эллинов

На надгробных рельефах и статуях мастер создавал идеализированный образ умершего в парадном одеянии. Набор украшений в погребениях также соответствует парадному костюму. Немногочисленные терракотовые статуэтки женщин, которые изображали не богинь, а реальных людей, также представляют празднично одетых гречанок. Нам удалось выделить единственное отличие от принятого в Греции ношения костюма: мужчины часто драпировали гиматии налево, что на греческих изображениях встречается крайне редко и считается аномалией. Это подтверждается репликой из комедии Аристофана «Птицы». Бог Посейдон упрекает варварского бога Трибалла: «Ты что ж на левое плечо накинул плащ? На правое направь его по правилам! Беда с тобой! Урод в послы богами избирается!» [415] Аристофан. Птицы, ст. 1567—1573.

Однако в городах Северного Причерноморья в эллинистический и римский периоды драпировка плаща в определенную сторону не считалась обязательной. Известно, что довольно значительное число людей рождается левшами. Поэтому можно предположить, что драпировку налево или направо выбирали в зависимости от того, какую руку важнее было оставить свободной. Но в целом, судя по изображениям, здесь, как и в Греции, свободный гражданин отличался умением красиво носить плащ. Недаром Платон в диалоге «Теэт» утверждал, что свободный человек знает, как подобает перебросить плащ через плечо. [416] Платон. Теэт. 175 е.

Таким образом, парадная одежда выполняла роль показателя принадлежности ее обладателя к эллинской общности. В то же время у греков, в отличие от римлян, не было установленного различия в одежде различных социальных слоев общества. Эллином считался не только грек по национальности, но и всякий свободный человек, хорошо говорящий по-гречески и усвоивший греческую культуру. Для граждан греческих городов Северного Причерноморья, живших в окружении местных племен, одежда служила одним из важнейших зримых символов принадлежности к эллинскому миру. Этим объясняется, почему в официальной и праздничной обстановке они носили исключительно греческую одежду, хотя по крови не все были чистокровными греками. Об этом свидетельствуют некоторые имена местного происхождения, а надгробные портретные полуфигуры, исполненные боспорскими мастерами, не оставляют сомнений, что греки вступали в родственные узы с местным населением, и его отдельные представители вливались в число граждан. [417] Иванова А. П. Скульптура и живопись Боспора. Киев, 1961. С. 93, рис. 24, 32, 34, 35, 38.

Вероятно, в домашней обстановке и во время работы в холодное время года греки с самого начала своей жизни на берегах Понта использовали частично костюм соседних племен, одежда которых была более приспособлена к местным условиям. Такое отношение к рабочей одежде не противоречило обычаям метрополии. Ведь в Греции одежда бедных ремесленников не отличалась от той, которую носили рабы, выходцы из разных стран, так что повседневную одежду не считали обязательной для определенного народа или социального положения.

Изобразительное искусство дает достаточно полные сведения лишь о праздничном и официальном облике эллинов Северного Причерноморья, но даже о нем известно далеко не все. Например, всегда различается цветовая гамма мужской и женской одежды, но остатки краски сохранились в большинстве случаев лишь на женских изображениях. Окраска одежды играет не только эстетическую роль, она имеет знаковые цвета, соответствующие радостным и печальным событиям жизни, но об этом у нас нет надежных сведений. Очень мало можно сказать и о тканях. Как у прочих греков, они были главным образом шерстяными. Множество костей овец и коз во всех слоях античных городищ Северного Причерноморья свидетельствует об изобилии сырья для выделки тканей. Вероятно, изготовление их достигло здесь высокого уровня; ведь Милет славился экспортом высококачественной шерсти и тканей, и поэтому есть основания полагать, что милетские колонисты привезли на новую родину искусство ткачества из своей метрополии.

Изображения киммерийцев и тавров сохранились в греческом искусстве VI—IV вв. только на вазах, где они представлены как персонажи известных мифов. Сцены из мифов были наиболее распространенными сюжетами вазовой росписи. В VI в. около фигур часто писали имена изображенных персонажей. Ученые давно заметили, что на рисунках встречаются иллюстрации неизвестных нам версий мифов. Жизнь и подвиги Ахилла описаны многими античными писателями. И все же среди сохранившихся текстов нет эпизода его игры в кости с Аяксом, который запечатлен на одной из лучших чернофигурных ваз мастера VI в. Эксекия. В цикле об аргонавтах отсутствует описание момента, нарисованного не менее известным вазописцем Дурисом: дракон, сторожащий золотое руно, проглатывает Ясона.

К числу подобных иллюстраций относятся сцены из мифа о Калидонской охоте. Это был один из наиболее распространенных в Греции мифов, к которому обращались многие поэты и прозаики, начиная с Гомера. В Этолии, одной из областей материковой Греции, царь города Калидона Ойней принес жертвы богам за богатый урожай, но забыл при этом Артемиду. Оскорбленная богиня послала во владения Ойнея огромного вепря, опустошавшего поля и убивавшего жителей. Для борьбы с ним царь призвал знаменитых героев Эллады: Пелея, Ясона, Тесея и других. Среди них выделялась единственная женщина Аталанта, прекрасная охотница из Аркадии. Она первая нанесла удар вепрю, который погубил нескольких героев. Честь окончательной расправы с чудовищным зверем принадлежала Мелеагру, сыну Ойнея.

В основе мифа лежали события далекого прошлого Этолии — войны между городами этой области, упомянутые Гомером. Причиной войн считалось соперничество героев за трофей (шкуру кабана) в Калидонской охоте.

Сначала в предании упоминались герои из ближайших окрестностей Этолии, но по мере роста популярности мифа во всей Греции круг участников охоты расширялся, охватывая не только материковую, но и островную Грецию, а также Малую Азию. Овидий, прекрасно знавший греческую мифологию, перечислил тридцать участников Калидонской охоты, а его современник Гигин — более пятидесяти.

Сейчас насчитывается около двух десятков ваз с изображением разных эпизодов охоты, частично не известных по сохранившимся записям мифа. Среди них знаменитая ваза Франсуа, названная в честь нашедшего ее в 1845 г. археолога; она упоминается во всех сколько-нибудь подробных историях греческого искусства. По форме это крупный кратер, сосуд для смешивания вина с водой. На нем с гордостью написали свои имена художник и гончар, обращаясь к зрителю от имени вазы: «Клитий меня расписал, а Эрготим сделал». По характеру рисунка и форме сосуда ученые считают, что он исполнен в Афинах около 570 г. От горла до ножки кратер покрыт росписью, образующей шесть поясов. Всего на вазе представлено 270 фигур людей и животных и около многих написаны имена богов, героев и даже их собак.