Пьер Видаль-Накэ - Черный охотник. Формы мышления и формы общества в греческом мире

Платон. Критий. 112d—е: «более всего они следили за тем, чтобы на вечные времена сохранить одно и то же число мужчин и женщин, способных когда угодно взяться за оружие, а именно около двадцати тысяч». А из начала этой фразы мы узнаем, что афиняне стали «вождями всех прочих эллинов по доброй воле последних». В данном случае, как и в ряде других мест, содержащих описание «первобытных» Афин, мы имеем дело с заимствованием лексики из надгробной речи; см.: Loraux 19816.

Все это было отмечено еще Проклом (Прокл. Комментарий к «Тимею». I. Р. 132 сл.).

Как и Риво, я принимаю чтение Дж. Барнета, который считает, что слова αυ πέρι являются ранней вставкой; см., однако, возражения Л. Бриссона (Brisson 1974: 270-275). Впрочем, даже если прав Л. Бриссон, моя аргуменгация существенно не изменится, поскольку Тождественное и Иное в любом случае остаются первоэлементами Мировой души.

См.: Lévêque, Vidal-Naquet 1983: 118—119, а также цитируемых в примечаниях авторов. Как заметил Э. Рушенбуш (Huschenbusch 1958: 400), все упоминания о Солоне у аттических ораторов относятся (за исключением трех случаев) ко времени после 356 г. до н. э. — поражения Афин в Союзнической войне и конца Второго афинского морского союза. «Тимей» и «Критий» датируются как раз этим временем.

О структуре этого мифа и его связи с идеями Эмпедокла см.: Bollack 1965: 133— 135; см. также: «Платоновский миф в диалоге "Политик": двусмысленность золотого века и истории».

Эта цитата из «Политика» дана в переводе С. Я. Шейнман-Топштейн. (Примеч. пер.)

Здесь я цитирую рукописный текст. Комментаторы (Прокл, Симплиций) ссылаются на этот отрывок, исправляя topon на ponton, и их чтение принято многими издателями, например А. Диесом, который переводит эту фразу: «в бездонный океан несходного». Это место остается предметом многочисленных споров, см. особенно: Pépin 1953. Я намеренно придерживаюсь рукописного topon, поскольку ponton слишком откровенно подходит к моей гипотезе, как бы я ни старался быть осторожным в выводах. Предыдущие образы кормчего, кормила и бури, действительно, вызывают, по словам Диеса, ассоциации с «образом Океана», но не менее вероятно, что они повлияли и на само исправление.

Заметим, что в этом отрывке Платон постоянно использует двойственное число.

О месте и роли апейрона в платоновской философии ясно излагается в работе: Gaiser 1963: 190—192. Вторая гипотеза «Парменида» рассматривает разбавление единого в мире дуального; ср. также: Платон. Теэтет. 155b—с.

Платон. Тимей. 36с сл. Такое же разделение, как у Мировой души, наблюдается на всех ступенях иерархии душ. Каждый из двух циклов состоит, в соответствии с установленными пропорциями, из Тождественного, Иного и субстанции, образуемой от их смешения. Приоритет цикла Тождественного обусловлен его местоположением во вселенной. Подробное изложение см.: Brisson 1974.

Платон. Тимей. 48е—49а. Я оставляю в стороне дискуссию о платоновской хоре как материальном вместилище Иного, в котором оно способно развиваться (там же. 50Ь сл.).

После этого Платон прибегает к сравнению с островами.

Замечу, что сравнение империалистических Афин с островом отнюдь не ново. В начале Пелопоннесской войны Перикл призывал афинян действовать подобно островным жителям (Фукидид. I. 92. 5); похожий образ встречается у «Старого олигарха» (Псевдо-Ксенофонт. Афинская полития. П. 14) и Ксенофонта (Ксенофонт. Доходы. 1).

В описании Атлантиды прослеживаются воспоминания Платона (возможно, приведенные не без умысла) о его путешествии в Сиракузы, см.: Rudberg 1956: 51—72.

Таким образом, первые жители Атлантиды, как и жители Аттики, были автохтонами (Платон. Критий. 109d). В этом нет ничего удивительного, если вспомнить о разделе территории между Посейдоном и Афиной, на которьш намекает устройство Эрехтейона, где совместно почитались Афина и Посейдон-Эрехтей. Платон еще раз подчеркивает эту мысль, назвав одного из царей-атлантов именем Автохтон (Платон. Критий. 113с). Вообще говорящие имена сопровождают весь рассказ об Атлантиде: Евенор — «добрый человек», Левкиппа — «белая лошадь» (Посейдона), их дочь Клейто — «слава» и т. д. (см.: Brisson 1970: 421-424).

Выше я уже сравнивал информацию Платона о двух источниках с данными Гомера; здесь мы имеем хороший пример многозначности платоновских текстов.

Камни, в изобилии встречаемые на Атлантиде, тоже образуются в результате фильтрации воды сквозь землю (Платон. Тимей. 60b сл.). Рассуждения Платона о металлах, разумеется, навеяны мифологическими представлениями. Вспомним начало первой «Олимпийской оды» Пиндара: "Αριστον μεν ϋδωρ, ό 8è χρυσός αιθόμενον πυρ ατε διαπρεπει νυκτΐ μεγάνορος έξοχα πλούτου — «Лучше всего на свете — вода; но золото, как огонь, пылающий в ночи, затмевает гордыню любых богатств» (пер. М. Гаспарова). Естественно, в изначальных Афинах драгоценные металлы отсутствуют, как того требуют законы (Платон. Критий. 112 с).

Сравним схему, воспроизведенную в книге: Lévêque, Vidal-Naquet 1983: 137. Отметим роль двойных и тройных интервалов в структуре Мировой души (Платон. Тимей. 36d); двойной интервал соответствует октаве, а соотношение трех к двум — квинте.

Николь Лоро заметила, что принцип удвоения хорошо виден на примере двойного (мужчины и женщины) автохтонного происхождения жителей Атлантиды. По сравнению с афинским мифом об автохтонности только мужчин это примечательное новшество (см.: Loraux 1981а).

Платон. Критий. 116b, 117b, 118e, 119d. Четное и нечетное, подобно горячему и холодному, мокрому и сухому и т. д., является частью известного списка противоположностей (systoichia), приписываемого Аристотелем пифагорейцам (Аристотель. Метафизика. А. 5. 986а. 15). В одной интересной книге (Brumbaugh 1957: 47—59) предлагается спорная, на мой взгляд, интерпретация чисел, столь часто используемых Платоном в рассказе об Атлантиде. Едва ли философ хотел показать на основе данных архаичной математики плохо устроенный мир. В то же время автор книги справедливо отмечает важность чисел шесть и пять в платоновском рассказе. Здесь и пять пар близнецов, и пять ограждений, и центральный остров шириной в пять стадиев, и соотношение суммарной ширины водных и земляных колец как шесть к пяти, и шесть коней статуи Посейдона (Платон. Критий. 116d), и центральная долина площадью в 6 тысяч «квадратных» стадиев (там же. 118а), кстати, прямоугольная, а не квадратная, что позволяет поместить ее в «плохой ряд» пифагорейской systoichia. Число шесть и его производные тесно связаны с организацией войска атлантов (там же. 119а—b). В мою задачу здесь не входит детальное рассмотрение всех этих фактов, ограничусь лишь замечанием, что, согласно Платону, отношение пять к шести есть разновидность оппозиции между нечетным и четным, или, в соответствии с пифагорейской systoichia, между хорошим и плохим.