Джон Робертс - Мировая история

В качестве единственных западных народов начала XI века, заслуживающих внимания с точки зрения уготованного им будущего, следует упомянуть жителей христианских государств Северной Испании. Выживанию христианства на этом полуострове, и в известной мере степени этого выживания, способствовали его географическое положение, климат и мусульманский раскол. В Астурии и Наварре христианские князья или воеводы по-прежнему держались за власть еще в начале VIII века. Воспользовавшиеся учреждением Карлом Великим «Испанской марки» (область между Францией и владениями арабов в Испании) и ее последующим расширением при новых графах Барселоны, они успешно обкорнали территории исламской Испании, пока ее правители отвлеклись на подавление гражданской войны и религиозной ереси. В Астурии появилось королевство Леон, занявшее место этой бывшей провинции рядом с королевством Наварра. В X веке, однако, христиане начали нападать друг на друга, а арабы снова двинулись на них, добившись при этом больших успехов.

Самый черный момент для них наступил на рубеже веков, когда великий арабский завоеватель аль-Мансур взял Барселону, Леон и в 998 году святыню – Сантьяго-де-Компостелу, где якобы похоронен святой апостол Иаков. Почивать на лаврах триумфа ему пришлось недолго, так как здесь тоже оказалось неискоренимым то, что было положено в основание христианской Европы. В течение нескольких десятилетий христиане Испании сплачивали ряды, а исламская Испания распадалась на части. На Пиренейском полуострове, как повсюду в Европе, начавшийся период экспансии принадлежит другой исторической эпохе, но основа ее формировалась на протяжении долгих веков конфронтации с другой цивилизацией. Для Испании в первую очередь христианство служило суровым испытанием национального единства.

На иберийском примере можно себе представить, в какой степени карта Европы вычерчивалась на основе карты вероисповедания, но делать акцент только на деятельности соответствующих религиозных миссий и роли влиятельных монархов не совсем правомерно. В судьбе ранней христианской Европы и христианской жизни свою роль сыграли еще многие факторы. Прежде всего Западная церковь, хотя ее предводители между концом античного мира и XI–XII веками чувствовали себя обособленными и осажденными внутри языческого или полуязыческого окружения. В условиях усиливавшихся противоречий, в конце концов практически совсем отрезанное от восточного православия, западное христианство культивировало агрессивную непримиримость, являвшуюся почти что защитным рефлексом. Так проявлялась его незащищенность.

И при этом ему угрожали не просто внешние враги. Внутри западного христианского мира церковники тоже чувствовали себя припертыми к стенке и в осаде. Они стремились в гущу все еще полуязыческого населения, чтобы сохранить в нетронутом виде свое учение и обряд, подвергая таинству крещения все достойное внутри культуры, в которой им приходилось жить, тонко чувствуя при этом уступки, допустимые с точки зрения местных обрядов или традиции, причем четко отделяя их от фатального компромисса в принципиальных вещах. Все это им приходилось делать совместно с корпусом духовенства, многие из представителей которого, возможно, подавляющее большинство, были людьми абсолютно неграмотными, подчинялись с большой неохотой и отличались сомнительной духовностью. В этой связи не приходится удивляться тому, что предводители церкви иногда упускали из виду огромное преимущество, которым они располагали; у них в Западной Европе не оставалось никакого духовного соперника после того, как Карл Мартелл обратил в бегство ислам; им оставалось разве что утверждаться перед лицом остаточного язычества и суеверия, и церковники прекрасно знали, как это делать. Между тем великие и влиятельные мужи этого мира окружили церковь, то помогая, то внушая надежду, всегда представляя потенциальную, а часто реальную угрозу церковной независимости общества, которую оно должно было стремиться отстоять.

Так получается, что общая история Европы неизбежно проистекает из истории папства. Папство представляется центральным и правдивее всего снабженным документальными свидетельствами атрибутом христианства. Документальное обоснование его существования служит одной из причин того, почему ему такое большое внимание. И этот факт должен навести нас на размышления о том, что можно узнать о религии тех веков. Невзирая на то, что папская власть пережила тревожные взлеты и падения, разделом прежней империи подразумевалось, что единственным на Западе защитником интересов религии выступал только Рим, так как духовного соперника у него не существовало. После папы римского Григория I Великого все прекрасно осознали немыслимость сохранения теории одной христианской церкви в одной империи, даже если имперский епископ проживал в Равенне. Последний император, прибывший в Рим, сделал это в 663 году, и последний папа римский, убывший в Константинополь, отправился туда в 710 году. Потом наступило время иконоборчества, принесшего новый идейный раскол. Когда Равенна пала перед возобновленным нашествием лангобардов, папа Стефан II отправился ко двору Пипина, а не в Византию.

За два с половиной века после коронации Пипина случилось несколько очень неблагоприятных ситуаций. У Рима явно не хватало сильных карт на руках, и время от времени оставалось только менять одного господина на другого. Его претензия на первенство оставалась делом уважения в силу предохранения Римом мощей святого Петра и того факта, что его престол числился бесспорно единственным апостольским на Западе: речь шла об истории, а не о практической власти. Долгое времня папы едва ли могли по-настоящему управлять даже в пределах временных владений, так как они не располагали ни достаточными вооруженными силами, ни какой-либо гражданской администрацией. Как владельцы крупной итальянской недвижимости, они выглядели привлекательно для любителей легкой добычи и шантажистов. Карл Великий видится всего лишь только первым и, возможно, самым благородным из нескольких императоров, который прояснил служителям папства их представления о соответствующем положении папы римского и императора как покровителей церкви. Выше всех в деле назначения и свержения римских пап преуспели представители саксонской династии Оттонидов. Но папы тоже обладали властью. Нагляднее всего она проявлялась способами, легко понятными в эпохи, когда народ привыкал к символам: папа жаловал корону и печать божественного признания императору при помазании его елеем. Возможно, что он мог сопроводить такой обряд кое-какими условиями. Коронация Карла Великого папой Львом Третьим, как и Пипина папой Стефаном, могла казаться вполне целесообразной, но в ней содержалось мощное зерно. Когда, что случалось часто, личные недостатки и споры по поводу наследования ослабляли франкские королевства, в игру мог вступать Рим и добиваться успеха.