Виктор Дорофеев - Над Уралом-рекой

О достоинствах и особенностях Караван-Сарая хорошо и подробно рассказал в своей работе архитектор Барый Гибатович Калимуллин. Он выделяет как самое главное и наиболее ценное ансамблевое качество «соразмерность отдельных частей комплекса, стройность общего силуэта, согласованность всей композиции». По формам здания сильно отличаются, но они соподчинены и дополняют друг друга. Хорошо сказано о развитии композиции в высоту: «С низких, горизонтально протяженных стен хозяйственных пристроев взгляд переходит к стенам основного здания, и угловым башенкам над крышей, следует выше к куполу мечети, затем поднимается к минарету, его конусному завершению, шпилю и, наконец, уходит в необъятный простор неба».

Анализируя архитектурный образ Караван-Сарая, Б.Г. Калимуллин приходит к заключению, что в нем отражена схема летнего башкирского аула. Ассоциацию с аулом усиливают возвышающиеся над крышей угловые башенки, которые напоминают легкие летние юрты. До нас Караван-Сарай дошел с рядом изменений. Так, хозяйственный пристрой потерял свои первоначально четкие формы из-за добавления разновысоких построек, минарет соединен с мечетью чуждым ансамблю переходом.

Кроме таких выдающихся в отношении архитектуры зданий, строились и скромные, имевшие чисто практическое значение, например, казенное лесопильное и мукомольное заведение, большая оборонительная казарма вместо куртины между Успенским бастионом и Преображенским полубастионом, и другие. Кое-что осталось лишь в проектах. Не лишена интереса история так и не построенного постоянного моста через Урал. Необходимость его была очевидна, сообщение с Бухарской стороной, как почти сто лет до этого, осуществлялось посредством «моста на судах» ― летом, и паромной переправы ― осенью и весной, зимой же, разумеется, по льду. Нормальное сообщение, таким образом, нарушалось не только весной, но и осенью во время ледостава. Поэтому весной 1838 года В. А. Перовский специально для строительства водопровода и моста (каменного или деревянного на каменных опорах) просил департамент путей сообщения прислать знающего инженера, сообщая, что в «Оренбургской губернии ныне находится один только офицер Корпуса путей сообщения ― поручик Сергеев, занятый безотлучно на вновь прокладываемом промышленном пути». Просьбу удовлетворили, и в августе того же года в Оренбург прибыл полковник Зеге фон Лауренберг, до этого строивший мост между Ригой и Митавой [46] Здесь и далее о мосте: ГАОО, ф. 6, oп. 5, д. 11373. . 19 ноября он уже рапортует о представлении проектов и смет. Мост проектировался «о семи арках шириною по 8 сажен 5 футов каждая», а по обоим берегам должны были устраиваться земляные насыпи с мостами и трубами для протока весенних вод. Место для моста выбрали чуть пониже, чем стоит нынешний автогужевой. Документы послали в Комиссию проектов и смет, которая в своем заключении от 28 января 1839 года указала, что необходимо еще тщательно изучить течение реки, его скорость, особенно в половодье и т. д. Работы на строительстве моста были, однако, начаты задолго до получения ответа комиссии. За 37 рабочих дней, начиная с 14 декабря 1838 и по 12 февраля 1839, сделали довольно много той работы, которую можно, и даже лучше, производить зимой, ― забили трехсаженные сваи, которые должны были служить опорой для быков. Забивались они почти на всю длину плотными группами рядом друг с другом. За это время вбили 194 сваи, 160 заострили и насадили железные колпаки. Основной рабочей силой были арестанты. В этот период, например, у копров на забивке свай их работало немногим более 70 человек, а при них 16 конвойных под командой двух-трех унтер-офицеров. Из вольных людей ежедневно ― 4 или 5 плотников, которым платили по тем временам довольно много по «частной цене»: в день по полтора рубля. Остальным платили гораздо меньше, все они были ведь на казенном довольствии: арестант получал в день по 10, конвойный ― по 5, а унтер-офицер ― по 20 копеек.

Наблюдения за льдом и течением производились в 1839 и 1840 годах, но ничего нового не дали, весенняя вода не доходила до нужной отметки. Комиссия даже выражала сомнения в правильности измерений. Поэтому изучения водного режима были продолжены. Потом, в декабре 1841 года, «по причине удачнаго опыта, произведеннаго в России сего лета над Американскими мостами», комиссия рекомендовала построить другой «решетчатый мост с пролетом в 25 или 30 сажен отверстие». Лауренберг предложил строить мост новой конструкции прямо напротив главной улицы; рассматривались чертежи построенных мостов. Но военным губернатором был уже Обручев, и все практические работы остановились на много лет, хотя рассуждения о мосте и о том, кому надлежит его строить, не прекращались. В начале XX века в меженную воду свайные группы были «отлично видны, различались они еще и в 1970-е годы.

В Оренбурге, таком далеком от центра России городе, жили, работали или останавливались многие известные, талантливые люди. Особенно выделяются в этом отношении периоды управления В. А. Перовского. Этот незаурядный человек привлек в Оренбург многих способных людей, некоторых находил и на месте, больше из тех, что не по своей воле приехали сюда. Много написано о них. Подробно рассмотрена в научной литературе и публицистике деятельность таких людей, как Владимир Даль ― чиновник для особых поручений при военном губернаторе, Ян Виткевич ― ссыльный поляк, успешно выполнивший серьезную миссию в Афганистане, Томаш Зан, тоже из ссыльных, которому П. П. Сухтелен поручил музей, и многих других. О двухдневном пребывании А. С. Пушкина в Оренбурге написано столько, что один список работ по этому вопросу занял бы не менее страницы [47] М. К. Нурмухамедов приводит 16 наименований в своей работе «Пушкин. Оренбург и оренбуржцы». Ташкент, 1984, с. 3. Но и это не все. . Жил здесь ученый Эдуард Эверсман, проездом был великий немецкий ученый Александр Гумбольдт, много других ученых путешественников бывали в Оренбурге.

Как правило, мы много знаем о том, что они делали, с кем встречались, кому писали, но совершенно или почти ничего не знаем конкретно, где они жили, часто бывали. Это во многом их же «вина»; они или не оставили записей, или слишком обще указывали свое местопребывание. Например, Григорий Силыч Карелин, молодым прапорщиком высланный служить в Оренбург, ставший здесь крупным ученым-исследователем, адресовал письма жене-оренбуржанке «в собственный дом, позади дома г-на Военного губернатора» (имелся ли в виду дом, где губернатор жил, то есть дом 32 по нынешней Советской, или тот, который строился, кто знает ?). В то время, да и позже, так «описательно» и принято было указывать адрес даже в столице.