Владимир Лещенко - Ветвящееся время. История, которой не было

Значительная часть немецкого населения насильственно переселена во внутренние районы страны, многие – прежде всего рыцари и католическое духовенство изгнаны за пределы Державы Русской и Литовской, или истреблены. Немецкие слободы появляются во многих городах как Западной, так и северо-восточной Руси, что способствует развитию ремесел и торговли.

Но еще до этого – в первой трети XVI века наступает черед Тевтонского ордена – бывших земель прусских племен. В союзе с Польшей, Литва-Русь довольно быстро разделывается со своим давним врагом, присоединяя значительную часть его владений, с городом Кенигсбергом, ставшим Королевцем. Фактически с этого времени, германское влияние на востоке Прибалтики, существовавшее более четырех веков, исчезло, словно бы его и не было.

Можно вспомнить в этой связи, как в нашей истории, спустя всего сто с небольшим лет после Грюнвальда, Речь Посполитая не смогла окончательно раздавить Тевтонский орден, когда «свободолюбивая» шляхта вначале просто отказалась воевать, а потом позорно бежала под Хойницами. [52]

Ныне же, поскольку вопрос о войне и мире решает не анархическое буйное дворянство на своих сеймах, плавно переходящих в грандиозные попойки, а монарх своей единоличной властью, судьба орденских земель предопределена.

Это событие радикальным образом меняет всю будущую историю Европы.

Исчез Тевтонский орден – и не успело толком возникнуть Прусское герцогство, будущее королевство, объединившее вокруг себя Второй германский рейх… и так далее, вплоть до Первой Мировой Войны – а значит – и всего, что случилось потом.

Несколько позже – примерно в двадцатые – сороковые годы XVI века осуществляется и успешная экспансия на юго-западном и южном направлениях. Русско-литовское государство, пользуясь ослаблением Венгрии, попавшей на несколько десятилетий в вассальную зависимость от Османской Порты, присоединяет Закарпатскую Русь. Так завершается объединение под скипетром потомков прибалтийских лесных князьков всего наследия Киевской Руси. Примерно в этом же направлении Вильно закрепляет за собой земли по берегу Черного моря, между Бугом и Днепром.

Логическим завершением событий в северном Причерноморье, вполне могло явиться завоевание Крымского ханства. Если подобное в силах был осуществить, по мнению многих историков, даже Иоанн Грозный, то тем более сопутствовал бы успех восточнославянской сверхдержаве, намного, как уже говорилось, превосходившей реальную Московскую Русь.

Удержанию Крыма в русской власти способствовало бы и то, что значительная часть его населения на тот момент состояла из христиан, позже принявших ислам и слившихся с татарами (64,273)

Долгое время первенство в Литовско-Русском государстве безоговорочно принадлежит западным землям.

С течением времени, однако, в связи с изменением социально-экономической обстановки (освоение волго-уральских земель и Сибири; развитие торговли с Востоком через Астрахань), все большее значение приобретают земли северо-восточной Руси.

Восточные земли также довольно долгое время являются оплотом ревнителей старины против иноземного влияния и новшеств. Однако даже самые верные сторонники «древлего благочестия» не выступают в открытую против власти литовского государя, подкрепленной к тому же авторитетом патриарха.

И, одновременно, оттуда происходят лучшие воины литовской армии.

Именно опираясь на знать и мелкое служилое дворянство восточных территорий, виленские владыки сдерживают удельные и самостийнические аппетиты магнатов южной и юго-западной Руси.

Немалую роль в этом процессе играют и города, часть которых получила самоуправление по европейскому образцу, вместе с магдебургским правом, а часть сохранила традиционные вечевые институты (тот же Псков).

Если в нашей истории литовская этническая знать полонизировалась, то в данной истории она русифицируется, за исключением жемайтийских (жмудских) бояр и части знати аукшайтских земель.

Но эта часть правящего класса Державы Русской и Литовской не имеет слишком большого влияния на политику страны, почти целиком замыкаясь на делах и интересах «старых» территорий балтийского племени.

И тем более давно – уже почти с самого начала общей истории Руси и Литвы, обрусела правящая династия. Быть может, разнообразные Казимиры, Ольгерды, Витовты, и прочие государи – «литвины», знают лишь десяток – другой слов на языке своих предков, предпочитая изучать латынь и польский. «Русь ассимилировала Литву».

Коснемся положения крестьянства – то есть боле чем девяти десятых населения, в Русско-Литовской державе.

Как известно, в реально существовавшем Великом Княжестве Литовском, крепостное право окончательно утвердилось в 1588 году – за шестьдесят с лишним лет до того, как Соборное Уложение царя Алексея Михайловича узаконило его на Руси.(10,198)

Но нужно все же иметь в виду, что данное положение статута 1588 года возникло опять-таки под влиянием западного соседа.

Во всяком случае, крепостное право в различных его видах, хотя и достаточно широко распространено, тем не менее, не охватывает абсолютного большинства сельского населения, как это уже с конца XVII века произошло в отечественной истории.

И крепостничество по своей сути существенно менее сурово, нежели то, что имело место в России. Во всяком случае, дело не доходит до откровенного рабства, как это случилось у нас в стране. Да, крестьянин является подневольным, урезанным в правах человеком, но не превращается в вещь, в «крещенную собственность», и на русской земле никогда не было позорной продажи людей на аукционах, с молотка. Кроме того, чисто территориально границы распространения крепостного права заметно уже, и дальше Волги оно не продвигается. (13,324)

Впрочем, уже к XVIII веку самое позднее, крепостное право исчезает – либо отменяется сверху единовременно (скажем, после очередного крупного бунта), либо же власть дает крепостному право беспрепятственного выкупа своей свободы.

В политической жизни государства можно наблюдать борьбу двух тенденций. Первая – централизаторская, исходящая от великокняжеской, а позже – царской власти, поддерживаемой разнообразными общественными силами – от посадских людей и купечества до служилого боярства и дворянства.

Вторая – прежде всего ее представляют князья и высшее боярство, отстаивает автономию местной и высшей знати, ее известную самостоятельность и право голоса в государственных делах, не покушаясь, впрочем, на основные прерогативы монархов.

Иногда – особенно на ранних этапах истории, противоборство это выливалось бы в вооруженное противостояние, но в основном оно проходит мирно, переходя в сферу конфликтов между группами знати и интриг.