Лев Соцков - Агрессия. Рассекреченные документы Службы внешней разведки Российской Федерации 1939–1941

Я полагаю, что германское посольство дало Берлину понять, что ему не приходится опасаться того, что советское правительство вступит в войну для защиты Чехословакии.

(Копии посланы в Прагу и Берлин).

Форейн-Оффис, 27.V.38 г.

(№ 67)

В ответ на представления посланника его величества о том, что чехословацкое правительство не должно терять времени в вопросе достижения соглашения с судетскими немцами, чехословацкий министр иностранных дел сообщил м-ру Ньютону 24-го мая о том, что он указал своему правительству на неблагоразумие принятия последним той точки зрения, что опасность уже миновала.

Затем министр иностранных дел обратил внимание на обращенный к населению призыв о сохранении спокойствия и порядка. Кроме того, заявил он, партийные лидеры с этой же целью согласились использовать все свое влияние на руководимые ими партии. Удовлетворительной была в этом отношении позиция коммунистов, к которым обратился 23-го мая г. Бечдне, лидер чехословацкой социал-демократической партии: они обещали сохранять спокойствие и не предпринимать никаких шагов, которые могли бы вызвать волнение.

Д-р Крофта считает, что намек, сделанный им из Москвы, оказался бы полезным, и если вы не усматриваете возражений к этому и можете найти удобный случай, я был бы доволен, если бы вы обратили внимание г. Литвинова на важное значение устранения возможности всяких инцидентов, которые могли бы дать германскому правительству предлог, чтобы попытаться урегулировать чехословацкий вопрос силой, прибавив, что всякий совет, который он сочтет возможным дать, оказался бы весьма ценным. Это в особенности важно, учитывая увеличение голосов, поданных за компартию во время местных выборов в Праге, имевших место в прошлое воскресенье.

(Копия направлена в Париж № 164, Берлин № 210 и Прагу № 129).

Москва, 28.V.38 г.

(№ 111).

Ссылаюсь на вашу телеграмму № 67.

Насколько я понимаю вашу вышеупомянутую телеграмму, вы хотите, чтобы я высказал г. Литвинову предположение о том, что следовало бы сделать чешской компартии через Ком интерн намек о необходимости сохранять спокойствие. Прежде чем предпринять такие действия, я считаю себя обязанным сообщить свое мнение, что такое требование встретило бы к себе чрезвычайно отрицательный прием со стороны г. Литвинова, который, вероятно, немедленно отвергнет его как предложение ненадлежащего характера.

При данных обстоятельствах я буду ожидать дальнейших инструкций прежде, чем приступить к действиям согласно принципам, указанным в вашей телеграмме. Это мое мнение еще более укрепилось вследствие того, что французский посол, которому я, естественно, ничего не сообщил о вашей телеграмме, заявляет, что он уверен в том, что советское правительство, которое более чем кто-либо заинтересовано в том, чтобы избежать каких-либо затруднений, фактически послало необходимые инструкции чешским коммунистам, позиция которых до сих пор, по-видимому, носила примерный характер.

(Копии направлены в Берлин, Париж и Прагу).

Варшава, 18.V.38 г.

(№ 39, Клером).

Ссылаюсь на мою телеграмму № 36 от 8-го мая.

Я снова беседовал с министром иностранных дел по поводу Чехословакии. Я ранее виделся с польским послом в Лондоне и откровенно сказал ему о том, какое невыгодное впечатление произвела в Англии позиция некоторых кругов польской печати и общественного мнения. Поэтому я высказал предположение, что ему следовало бы вчера до его отъезда в Лондон серьезно поговорить с г. Беком.

Г-н Бек сегодня упомянул о своей недавней беседе с чехословацким посланником, о которой я сообщал в своей указанной выше телеграмме, и заявил, что он придает большое значение заверениям, полученным им впервые, относительно того, что чехословацкое правительство предоставит польскому меньшинству все льготы, которые будут предоставлены судетским немцам. Это означает большой шаг вперед, и он чрезвычайно удовлетворен получением этих заверений. Что касается коминтерновской пропаганды, то он передал чехословацкое предложение о сотрудничестве полиции министерству внутренних дел и другим соответствующим ведомствам. Он напомнил мне о том, что авиационное сообщение между Польшей и Венгрией, в отношении которых чехословацкое правительство в настоящее время отказалось от своих обязательств, будет на данный момент ограничиваться исключительно венгерскими самолетами. Другие переговоры с чехословацким правительством еще не достигли такой стадии, чтобы можно было выразить какое-либо определенное мнение.

Я обратил внимание его превосходительства на то, что, по имеющимся у меня сведениям, из германских источников распространяются слухи (см., например, «Таймс» от 14-го мая), что Чехословакии нечего опасаться в отношении агрессивных намерений Германии, но что Польша скорее может ускорить наступление кризиса. Я добавил, что, несмотря на некоторое смягчение позиции польской печати за последнее время, я все же надеюсь, что он будет иметь в виду необходимость ограничения экстремистских элементов в Польше, так как в настоящий момент представляется возможным, что Польше удастся достичь удовлетворения всех ее законных стремлений без того, чтобы еще больше осложнить и без того щекотливое положение путем открытого проявления враждебной позиции по отношению к Чехословакии.

Министр иностранных дел сообщил мне, что он собирается снова повидаться с чехословацким посланником до отъезда последнего в Стокгольм, и я выясню у г. Славика, имеет ли он сообщить ему что-либо интересное.

(Копии направлены в Берлин № 20 и Прагу № 9).

Варшава, 25.V.38 г.

(№ 45).

Ссылаюсь на мою телеграмму № 35.

Румынский премьер-министр прибыл в Варшаву 20-го мая и 22-го вернулся в Бухарест через Краков, где он, согласно установившемуся в настоящее время обычаю, посетил могилу Пилсудского. Это посещение могилы предусматривалось еще ранее, когда он был только патриархом.

Патриарх присутствовал на ряде православных служений и принимал на всем пути его следования православные делегации, что не могло встретить к себе слишком благоприятного отношения со стороны польского правительства.

Насколько мне известно, имелись и другие причины к тому, что атмосфера отношений между двумя союзными державами носила в данном случае определенно менее сердечный и более формальный характер.