Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

В Лондоне на ситуацию, однако, смотрели иначе. «Радикальное» правительство Гладстона, к колониальному вопросу относясь прохладно, вовсе не горело желанием влезать в муравейник, тем паче, ради египтян. В сложившейся ситуации, нищий Судан с почти поголовно одевшимся в белое, - цвет джихада, - населением был «черной дырой», влезать в которую, с точки зрения правительства Вдову было, с точки зрения экономики, нерентабельно, а политически – суицидально.

Поэтому хедиву «посоветовали» не заморачиваться безнадежным делом, а «предоставить Судан самому себе» и заняться эвакуацией гарнизоном из Хартума, Экватории и еще десятка городов, где они еще каким-то чудом держались. В этом Лондон готов был помочь, - да и не мог он поступить иначе, поскольку в опасности оказалось немало подданных ее величества, - а человеком, который, по общему мнению, мог справиться, был единственный европеец, которого в Судане уважали – генерал Чарльз Гордон, в это время (естественно, «от скуки, из любопытства») изучавший север Аравии.

В принципе, идея была не из лучших: при всех плюсах персоналии, назначать христианина губернатором территории, охваченной джихадом, означало плюнуть в лицо абсолютному мусульманскому большинству. На это указывал и сам «Китайский Чарли», предлагая послать на задание сидевшего в Стамбуле з-Зубейра, авторитет которого в Судане был как бы не выше авторитета Махди. Но тут правительство пошло на принцип: от работорговцев нам ничего не надо, - и Чарльз Джордж Гордон, как всегда, сказав Вдове yes, убыл в очередной раз делать невозможное.

Решительно все исследователи признают, что план Гордона-паши был идеален. В основе его лежала ставка на старую аристократию, весьма сердитую на оттеснивших ее от руля голытьбу. И очень скоро в ближайшем окружении нового губернатора, прибывшего в Хартум в феврале 1884 и встреченного всенародным восторгом, появились благородные люди: «принц» Шакур из Дарфура, Хусейн Халифа, влиятельный вождь бедуинских кланов, и многие другие местные авторитеты.

Кроме того, новый губернатор резко раскритиковал методы египетского управления, объявив «политику исправления зла», отдал под суд несколько особо ненавистных «улице» чиновников, резко понизил налоги и заявил, что «право иметь рабов относится к числу неотъемлемых прав личности». Народу понравилось, популярность Гордона, и без того немалая, выросла еще больше, а когда в Хартуме появилось еще и самоуправление, - Совет Двенадцати, - что-то даже начало получаться.

В целом, по задумке «Китайского Чарли», для выхода из кризиса следовало вовсе изменить систему контроля над Суданом. В Дарфур и другие султанаты он предлагал вернуть старые, популярные династии, «многобожные» регионы вообще отделить, создав нечто с намеком на автономию, бывший Сеннар забрать под прямое управление «людей Вдовы», - а Кордофан отдать Махди.

В принципе, идеальная, казалось бы, устраивавшая всех программа, да вот беда: махдистов она не устраивала совершенно; им, поймавшим россыпь звезд, нужно было все или ничего, но «ничего» по раскладу им, имевшим на руках все тузы и джокер, никак не выпадало, а следовательно, идти на какие угодно компромиссы резона не было.

В мае, после падения Берберы, связь Хартума с Египтом окончательно прервалась, тогда же, после пленения «султана» Абдаллы Дуд Банджа, сложили оружие лоялисты Дарфура. Еще раньше, 20 апреля, эмир Бахр эль-Газаля вынудил капитуровать, - на условиях свободного выхода, - одного из «парней Гордона», губернатора Фредерика Лаптона, а затем предложил сдаться еще одному «парню Гордона», Эмину-паше, губернатору Экватории. Упирая на то, что ему, как мусульманину, сам Аллах велел подчиниться Махди, что уже сделало большинство его солдат.

Тут, однако, не срослось. Эмин, в девичестве Эдуард Шнитцер, познанский еврей, в поисках себя принявший лютеранство, а затем ушедший в ислам и даже получивший звание улема, ответил в том духе, что подданные Рейха не сдаются, поскольку Deutschland über alles, а добрые мусульмане еретикам-хариджитам не сдаются тем более. После чего, сформировав армию из обожавших его за доброту и справедливость «многобожников», организовал такое сопротивление, что вопрос с Экваторией махдисты решили отложить на потом, когда ситуация станет благоприятнее.

Впрочем, на общий ход Большой Игры этот частный успех влияния не оказал. В августе, попытавшись перейти в наступление и даже стяжав некоторые успехи, Гордон-паша наткнулся на основные силы Махди и отступил в Хартум, а Махди, двинувшись вслед за ним, в начале октября подошел к городу. Началась осада города, затянувшаяся на 371 день, - а из Лондона, как ни умолял Каир о помощи, не было ни ответа, ни привета, о чем сэр Уинстон в «Речной войне» пишет с плохо скрытым омерзением.

Правда, следует отметить, в тот момент возникли политические сложности: в ставке Махди умер Огюст Пэн, известный французский журналист-социалист с опытом Коммуны, проникший в Судан, чтобы агитировать махдистов за социализм. Правда, Махди, полезных европейцев, закрывая глаза на чисто формальное правоверие, а то и вообще христианство, привечавший, - в его штабе числились и Генрих Клоотц, уланский ротмистр из Пруссии, и Джузеппе Куцци, карбонарий-экстремал, сражавшийся за все хорошее против всего плохого в десятке стран, и другие орлы, - этого гостя счел сумасшедшим, но сам гость ему понравился и прижился при своем кумире, а когда вдруг умер, парижская пресса раскрутила истерику насчет «гнусных интриг англичан, отравивших невинного идеалиста». В итоге, волна возмущения «всего прогрессивного человечества» на несколько месяцев связала руки Гладстону, и это очень дорого стоило Хартуму.

Тем не менее, общественное мнение в самой Англии было настроено совсем иначе. Сведения о страданиях города, осажденного 50 тысячами «дервишей» и страдающего от холеры, в Лондон доходили исправно, публика негодовала, запросы в парламенте становились все жестче, и не учитывать всего этого кабинет не мог. С огромным опозданием войска все же были выделены и экспедиция, возглавленная Гарнетом Уолсли, победителем при Тель эль-Кебире, тремя колоннами двинулась в путь.

17 января у колодцев Абу Тулейх махдисты были разбиты, через два дня, у Куббы, разбиты еще раз, еще через два дня – у Кирбикана. Дались победы, после которых войска «дервишей», прикрывающие Хартум, рассыпались, нелегко, - погибли командующие всех колонн, да и потери были велики, - темп замедлился. Однако отступать лорд Уолсли, несмотря на потери, не собирался, и это крайне встревожило Махди и Абдаллу.

Они и сами тяжело пережили разгром своих войск, восприняв его, как «гнев Аллаха», но еще больше опасались, что о том же задумаются десятки тысячи людей в белом, пока что слепо веривших вождю, - и пока не задумались, нужно было что-то предпринимать. Это понимали и осажденные. «Хартумские записки» Гордона трудно читать: прощаясь с друзьями, он пишет: «Ничто не распространяется так же быстро, как страх... Лишь две вещи придают мне силы: честь и христианская вера… Надеюсь, смерть освободит меня от боли, и в лучшем мире мне дадут великие армии, которые я поведу на славу Британии».