Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Последствия такой тенденции могли быть самыми пагубными, и президенту время от времени сообщали о «недопустимых» действиях того или иного министра или председателя парламентского комитета. Но Иригойен упрямо не верил. Все «персоналисты», - соратники, не предавшие его в плохое время, - в его понимании были морально безупречны, и малейшую критику в их адрес он воспринимал как «интриги аморальных завистников», а то и вовсе «системы».

По сути, в это, что называется, судьбоносное время он, дряхлеющий изо дня в день, уже перестал держать руку на пульсе событий, почти не контролировал действия министров, да и вообще, оказался в изоляции от внешнего мира, зная обстановку в стране только по бодреньким дайджестам пресс-секретаря, утверждавшим, что популярность лидера в народе неуклонно растет. В итоге, как вспоминает тот же министр Авалос, к телу очень близкий, на все осторожные беспокойства отвечал: «Ничего страшного. Все уладится. Это временное политическое возбуждение, эхо выборов, которое скоро затихнет».

Однако не затихало. В начале сентября в Байресе начались манифестации «Союза 1930 года», объединившего «актив» Патриотической Лиги и Республиканского общества, недавно возникшей организации поклонников Дуче. Параллельно разгоняли волну «розовые» заедино с «красными», - хозяева отпускали работяг митинговать с напутствием: «Сбросим тирана, и уже завтра все ваши беды кончатся, вы будете много зарабатывать и жить сытно!», -и на сей раз «патриоты» их не били. Напротив, частенько шли с ненавистным «быдлом» в одних рядах, под лозунгом «Диктатора прочь!».

А 5 сентября подключилась и армия. Генералы, как входящие в «Ложу Сан-Мартин», так и сочувствующие, избрав своим «представителем» генерала Хосе Урибуру, потребовали отставки «утратившего доверие армии нации» президента, и хотя лояльных подразделений было больше, «диктатор», ко всему еще и очень плохо себя чувствовавший, не стал цепляться за власть, - «дабы из-за одного человека не лилась братская кровь», - передав полномочия вице-президенту Энрике Мартинесу, верному из верных. С указанием «теперь, когда главное требование удовлетворено, в случае продолжения беспорядков подавить военный мятеж силой», - однако дон Энрике, получив от генералов заверения, что при хунте возглавит правительство, бороться не стал.

Вечером 6 сентября мятежные войска заняли столицу, первым делом разгромив профсоюзы и разогнав, при нужде паля на поражение, уже ненужные «розово-красные» митинги. Сеньор Урибуру, поклонник испанского диктатра Примо де Риверы, объявил пришествие «новой эпохи», а себя временным президентом, известив сеньора Мартинеса, что насчет поста главы правительства передумал, и немедленно вознаградив соратников. По улицам метались разъяренные толпы «активистов». Ворвались в Casa Rosada, устроили погром, подожгли и «бразильскую берлогу», домик свергнутого президента. И много чего еще на радостях подожгли.

Дон Иполито, однако, уцелел. Его вопреки всем договоренностям арестовали (официально «вывезли для его безопасности») на остров Мартин Гарсиа в устье Ла-Платы, где он и провел недолгие оставшиеся годы жизни, лишенный права на свидания без согласования с армией и права переписки, общаясь с очень немногими, донесшими до нас его оценку случившегося: «Нет, переворот был не против меня, а против наших достижений. Ну что ж, не впервые. Начнем все сначала и победим. Если не мы, то кто-нибудь другой, из молодых, военный или гражданский, мужчина или женщина».

Совсем незадолго до кончины старик, уже плохо видящий и слышащий, написал письмо военным властям, прося позволить ему умереть в Байресе, но ответ с позволением вернуться пришел только 3 июля 1933 года, через несколько часов после того, как дон Иполито закрыл глаза. Его похороны превратились в манифестацию, собравшую сотни тысяч скорбящих, из всех слоев общества, вопреки запрету властей покинувших рабочие места.

По воспоминаниям участников (да и на фотографиях видно), бесконечная колонна шла под транспарантами «Прости, отец!», «Прощай, заступник бедных!», - и в этой колонне шли самые разные люди. В том числе, и, - естественно, в штатском, - мало кому известный подполковник Хуан Доминго Перон, и совсем никому неизвестная домработница Хуана Ибагуррен, «безмужняя вдова» с 14-летней старшей дочерью, которую она не хотела брать, но Эвита очень просила.

Вот, собственно, и финиш. История, конечно, не кончилась. Она никогда не кончается. Впереди у Аргентины было многое: «бесславное десятилетие» под властью похабной Национально-демократической партии, длинная череда военных режимов, изредка осмысленных, но всегда беспощадных, «объединенные офицеры», хустисиализм, «революция против мини-юбок», монтонерос, Грязная война, и прочая, прочая, прочая, - но все это уже не наша тема. Это пусть уж другие.

Мы же, вслед за Парагваем и Уругваем, покидаем и Аргентину; путь наш лежит на север, а добираться туда можно, конечно, и напрямик, но, честно, брести по местам, за век с гаком исхоженным вдоль и поперек, скучно. Так что, давайте в обход, подальше от Атлантики, длинным крюком на запад, через много-много камней, за которым лежит много-много великой, но не тихой воды.

Suerte, El Virreinato del Río de la Plata!

Hola, El Virreinato del Perú у la Capitanía general del Chile!

Узенькая полоска земли, примерно вдвое короче, чем на нынешней политической карте, часть вице-королевства Перу, но автономная, со статусом генерал-капитании, напрямую подчиненной Мадриду, потому что прифронтовая. Так уж вышло, еще в XVI веке, когда конкистадоры, сокрушив великое Тауантинсуйю, где митимайо быстро освоились со статусом пеонов, ощутив даже некоторое облегчение, двинулись южнее южного лимеса инков, племена мапуче и техуэльче, цивилизацией еще не испорченные, дали отпор. Великие токи Лаутаро и Кауполикан погибли в этой борьбе, но дали сородичам время осознать происходящее и наладить реальное сопротивление, - и железные люди не прошли, а это обстоятельство обусловило особое положение колонии Чили в системе американских владений Испании.

Зависимость от Лимы практически фиктивна. Разве что налоги Мадриду платят через тамошнее казначейство, да еще экспорт-импорт идет через Кальяо (свои порты волею короля категорически закрыты, дабы не впускать конкурентов Испании), - но вывозить практически нечего, разве что зерно. Да еще медь, много меди, очень хорошей меди, - однако медь стратегический продукт, принадлежит короне, на ней не разживешься, а потому экономика развивается «сама в себе», со всеми нужными ремеслами, вплоть до мануфактур (вообще-то тоже запрещено, но если не на продажу, а для себя, можно).