Адам Бромке - Коммунистические государства на распутье

Для венгерских коммунистов, если не для всех восточноевропейских сателлитов, полицентризм —несколько чуждая Концепция. При существующей ситуации только Москва и Пекин представляются центрами сплочения для правящих и неПравящих коммунистических партий. В других коммунистических странах, несомненно, начинают проявляться индивидуальные отличия. И все же их особые «пути к социализму», если сопоставить их с былым монолитным униформизмом сталинской поры, можно назвать скорее «полиморфизмом». Эти страны пришли к многообразному применению политических и экономических принципов коммунизма, не претендуя при зтом на то, чтобы стать центрами руководства другими партиями.

Послереволюционный период репрессий в Венгрии не соответствовал общей политической тенденции в странах советского блока. Хотя события в Польше и особенно в Венгрии замедляли, а порой и вовсе останавливали процесс ослабления давления, начатый в Советском Союзе ппеемниками Сталина, однако отрицательные последствия 1956 года были в Конце концов преодолены. После того, что произошло с венгерской коммунистической партией, пример эволюционной «оттепели» в России сам по себе должен был стать решающим Фактором венгерской политики [74] Эта точка зрения отражена n «Interview with Isaac Deutscher», «Review», Brussels, № 3, 1963, p. 26. . Лидеры некоторых партий, в частности в Чехословакии и Восточной Германии, несомненно, считали и неприятным и рискованным следовать московской линии десталинизации. Однако в Венгрии, где после 1956 года неосталинизм явился отходом от слишком уж опасного курса разрядки, необходимость подражать успешному московскому эксперименту по ослаблению напряжения оказалась более настоятельной, нежели в тех коммунистических странах, где еще вообще не произошло существенного смягчения или искоренения сталинизма.

Решение Кадара стать на путь «демократизации» помимо того, что оно было подсказано Хрущевым [75] Так, например, 1 апреля 1964 г. Хрущев сказал рабочим в Будапеште, что неправильно считать «важным только одно — революцию». Наоборот, «очень важно, чтобы у нас было побольше еды — хорошего гуляша, школ, домов и балета…», «Нью-Йорк таймс», 2 апреля 1964 г. , диктовалось, пожалуй, еще и другими, признанными обеими сторонами причинами, связанными с обстановкой в Венгрии. Прежде всего начало либерализации совпало с завершением коллективизации сельского хозяйства, вызвавшей большое ожесточение обычно пассивного крестьянства. Столкнувшись с почти всеобщей непопулярностью, режим Кадара был вынужден начать кампанию по завоеванию симпатий интеллигенции и промышленных рабочих. Самый важный урок, извлеченный Кадаром из революции, по-видимому, заключался в убеждении, что нельзя долго править против волн масс, без их поддержки. В интересах укрепления режима необходимо было заручиться действенной поддержкой возможно большего числа людей вместо того, чтобы твердить о народной поддержке, которая в действительности была почти сплошь фиктивной.

Кадар и его приверженцы до прихода их к власти хотели «делать все по-иному», то есть отказаться от террора и диктаторских методов, практиковавшихся Ракоши. Однако время, когда они стали руководителями, было неблагоприятным для осуществления этих добрых намерений. Советская военная интервенция запятнала Кадара в глазах тех самых рабочих, которых он пытался убедить прекратить сопротивление его марионеточному правительству. В декабре 1956 года рабочие советы отказались сотрудничать с властями, пока советские войска не будут выведены из Венгрии. Этого условия Кадар не мог выполнить, даже если бы ,и хотел. Затем, следуя рекомендации советских руководителей, он и его соратники решили применить террор и насилие, характерные для первых трех лет существования нынешнего венгерского режима [76] См. Vali , op. cit., p. 384—399. .

Таким образом, можно утверждать, что Кадар с помощью своих «просвещенных» советников, заместителя премьер-министра Каллаи и руководящего секретаря партии Бела Биску. взялся за проведение «либеральной» политики, чего он не мог делать в качестве первого секретаря партии во время революции (когда это было слишком поздно) и сразу после революции (когда это было преждевременно). Коммунисты, разуется, отрицают, что в Венгрии происходит «либерализация». Они предпочитают говорить: «наша народная система, имеющая целью развитие нашей социальной жизни и общественного строя», или «углубление демократии» [77] См. заявление Кадара, «Непсабадшаг», 24 декабря 1963 г. . Но как бы партия ни взывала происходящее, эта новая глава венгерской истории в значительной мере составлена из страниц, заимствованных из книги Имре Надя.

Десталинизация также помогла Кадару избавиться от некоторых своих оппонентов по партии, благодаря чему высшее и среднее партийные звенья стали более сплоченными и лояльными. По решению Центрального комитета, принятому в августе 1962 года, из партии были исключены некоторые сталинисты и, кроме того, реабилитированы 190 неназванных бывших членов партии, в большинстве своем социал-демократы, ставшие членами партии после слияния двух рабочих партий в 1948 году, но впавшие в немилость при Ракоши. Старые социал-демократы все еще пользовались большим авторитетом и влиянием среди промышленных рабочих. Их реабилитация (пусть и посмертная) не только загладила прежние несправедливости, но и привлекла на сторону режима новых приверженцев. Демократизация, по Кадару, означает гарантию, что возврата к террору сталинистского типа не будет никогда. Но до сих пор не было дано никаких обещаний в отношении послереволюционного террора. В этом смысле режим Кадара отнюдь не перешел тот рубеж, откуда нет пути назад.

Международный статус коммунистической Венгрии стал намного хуже, после того как Советская Армия утвердила власть Кадара и его правящей клики. В течение ряда лет Будапешт тщетно пытался восстановить свой утраченный престиж и обеспечить себе на Западе и среди неприсоединившихся стран то же положение, которое занимают другие стпаны советского блока. Когда режим Кадара был осужден Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций, многие страны понизили ранг своих дипломатических представительств в Будапеште. Прошло несколько лет, пока в сознании коммунистического мира не стерлось хотя бы частично предъявление о венгерском режиме как о квислинговском. Сейчас, когда пишутся эти строки, Соединенные Штаты все еще не восстановили нормальных дипломатических отношений с послереволюционной Венгрией.

Отсутствие международного престижа оказалось на внешних отношениях Венгрии. Сознаваемое народом международное неуважение к венгерскому режиму привело также к снижению его авторитета и внутри страны. И статус и престиж можно было снова завоевать только «хорошим поведением» И если дореволюционная Венгрия Ракоши не особенно заботилась о том, как она выглядит в глазах внешнего мира, за пределами железного занавеса, то нынешнее правительство сочло необходимым систематически добиваться улучшения своих международных контактов, идя даже на то, чтобы показывать внешнему миру зачастую нереальную или сказочную картину условий жизни в Венгрии. Внутренняя разрядка мотивировалась еще и желанием режима придать стране, которой он правил, более благоприятный облик.