Адам Бромке - Коммунистические государства на распутье

Все это резко изменилось с захватом коммунистами власти в 1948 году. Одним скачком Чехословакия из довольно отсталого сателлита превратилась в одного из самых передовых со стопроцентным коммунистическим режимом, который имел большую поддержку народных масс, чем режимы большинства других коммунистических стран. В течение следующих пяти лет Чехословакия должна была казаться Москве образцовым союзником, действующим в международных делах в духе полной солидарности с Советским Союзом и быстро двигающимся в направлении полного преобразования чехословацкого общества на советский лад. Во всем коммунистическом блоке никто не провозглашал приоритет КПСС более громогласно, никто не разоблачал югославскую ересь более ядовито, чем Прага.

До смерти Сталина в 1953 году верность Праги курсу советской политики и ее ревностное подражание сталинистскому образу правления не противоречили друг другу. Наоборот, одно предполагало другое. Коммунистическое руководство было целиком сталинистским как по своему происхождению — оно было создано Сталиным, — так и по методам правления. Сталинизация общественной жизни шла довольно беспорядочно, копировались все основные советские мероприятия и институты, — предельное напряжение экономики, строгий партийный контроль над культурной жизнью и превознесение Готвальда как высшей правящей личности. Примечательнее всего была серия политических процессов, приведших к казни ряда руководящих деятелей, таких, как Рудольф Сланский и Владимир Клементис, и заключению в тюрьмы сотен других. Сланского и его коллег обвинили в заговоре с Тито и в еретическом «национальном коммунизме», однако большинство из них пострадало не столько за их веру в какой-то особый, Чехословацкий путь к социализму, сколько за связи с полицейским аппаратом или за их еврейское, немецкое или словацкое происхождение. Сланский не был ни Гомулкой, ни Тито, а был преданным «москалем», и раболепствовал он перед Фалиным не меньше, чем Готвальд. Только Клементис, бывший министр иностранных дел, был сторонником более либерального и националистически окрашенного коммунизма, а ак словак считал нужным сопротивляться централизму чешкой Праги.

Но даже смерть Сталина не вызвала больших перемен. В Чехословакии не было настоящей «оттепели» и «новый курс» первых послесталинских лет был крайне скромным. Восстание в Пльзене возникло преимущественно из-за экономического недовольства, и было нетрудно взять его под контроль. Если не считать кончины Готвальда — он умер через несколько дней после смерти Сталина, — в руководящей верхушке, бывшей у власти вместе с Готвальдом в течение пяти лет и придерживавшейся строго сталинистских взглядов, не произошло почти никаких перемен. Преемником Готвальда на посту презента стал ветеран Антонин Запотоцкий, а на должность председателя партии был назначен Антонин Новотный, партийный «аппаратчик» нового поколения, но «продукт» готвальдовского периода. Лица, активно проводившие сталинизацию в различных областях жизни, — например, словацкий босс Вильям Широкий, бывший глава службы безопасности Карол Бацилек и глава ведомства информации Вацлав Копецкий — остались на высоких постах. Необходимость десталинизации была лицемерно признана, но в практике и в общественных институтах произошли лишь символические пере мены. Мало того, в некоторых отношениях в Чехословаки [83] См. Bruno Kohler , «Zivot strany», № 6, 1957, и «Речь ГенДР11 усилились репрессии сталинистского типа, в частности это проявилось в 1954 году в виде нескольких инсценированный процессов. Новая чистка была обращена не против мелкой рыбешки, попавшейся в сети в связи с делом Сланского, ио коснулась главным образом словацких коммунистов националистического толка, например Густава Гусака, главы словацкого корпуса уполномоченных, и выдающегося писателя Ладислава Новомеского.

Таким образом, были заложены основы поразительной политической стабильности Чехословакии в период знаменательных венгерских и польских событий 1956 года. В то время как венгры и поляки в течение всего 1955 и в начале 1956 года шли вперед, к расширению свобод, аналогичные манифестации среди чехословаков, в частности среди студентов, писателей и даже внутри партии, не пользовались большой народной поддержкой и сразу же встречали твердое противодействие со стороны властей [84] См. Bruno Kohler , «Zivot strany», № 6, 1957, и «Речь Гендрика», «Руде право», 19 июня 1957 г. . Руководство было сплоченным, в нем не было никаких ревизионистов или националистов, которых можно сравнить с Надем или Гомулкой. В октябрьские дни пражский режим не проявлял открытых симпатий к своим соседям на севере и на юге, а после подавления венгерского мятежа был одним из первых, кто официально одобрил вмешательство советских вооруженных сил. Если бы Прага решила присоединиться к Будапешту и Варшаве, это могло бы повлечь за собой общий подрыв влияния Советов или, возможно, даже развал коммунистической власти во всем этом районе. Однако Прага оказалась стойким, надежным опорным пунктом в структуре власти Советов в Восточной Европе. Советская военная интервенция в свою очередь спасла пражских лидеров от катастрофы, которая могла бы про изойти в случае успеха венгерского сопротивления.

Венгерский мятеж и его кровавые последствия способствовали дискредитации усилий по либерализации Восточной Европы и ослаблению позиции Хрущева как а советской политике, так и во всем блоке. Китайцы, которые в течение недорого времени были за ослабление советского контроля в Восточной Европе, теперь все больше выступали за проведение более твердой линии. Медлительность и осторожность чехов в деле десталинизации, видимо, были реабилитированы и должны были вызвать восхищение у китайцев и у таких советских критиков Хрущева, как Молотов. И все-таки у Хрущева не было оснований жаловаться, ибо в критические месяцы конца 1956 и начала 1957 года чехи ничем не обнаруживали стремления выступить против него. Летом 1957 года, во время кризиса в советской партии, «антипартийная группа» Молотова, Маленкова и Кагановича не получила явного одобрения со стороны чехов и словаков и победа Хрущева была тепло встречена в Праге. В конце года чешские лидеры всемерно поддержали политику непримиримости, одобрив манифест Москвы, и полностью включились в антиюгославскую и антиревизионистскую кампанию [85] См., например, И. Горак , Ревизионизм — основная угроза, «Руде право», 9 января 1958 г. . После съезда Союза коммунистов Югославии в мае 1958 года кампания против югославского ревизионизма достигла высокого напряжения [86] Там же, 8 мая 1958 г. . Находясь в Москве в начале июля 1958 года, Новотный заявил: всегда будем верны вам, будем с вами. Мы посвятим все вои силы укреплению нашего социалистического лагеря и Международного революционного движения». Когда-то угрожавшее Чехословакии противоречие между преданностью Москве и ее нежеланием прозодить десталинизацию было устранено в такой момент, когда сама по себе десталинизация, казалось, уже не соответствует линии на укрепление единства и стабильности коммунистического блока в целом [87] О надежности Чехословакии свидетельствует и то, что осенью 1958 г. в Праге обосновалась редакция нового международного коммунистического журнала «Проблемы мира и социализма». . Тем не менее постоянное внимание чешских и словацких лидеров к опасностям ревизионизма и буржуазного национализма, собенно в Словакии, говорит о том, что под внешним единодушием и ортодоксальностью таятся неудовлетворенность и беспокойство [88] См., например, речь Карола Бацилска на пленуме словацкого Центрального Комитета 9—10 января 1958 г., «Прага», 12 января 1958 г. В октябре 1958 г. на семинаре, посвященном современному ревизионизму, Владимир Коудкий предупредил о проявлениях пережитков социал-демократических традиций. «масарикизма» и национализма в среде чешской интеллигенции («Руде право», 1 ноября 1958 г.). .