Иван Филиппов - Записки о «Третьем рейхе»

До окончания процесса оставалось всего несколько дней. Поэтому среди публики чувствовался повышенный интерес к финалу этого, пожалуй, первого в мировой истории международного суда над военными преступниками.

Мы прошли на второй этаж, в обширную ложу-галерею, занимаемую многочисленными гостями и представителями иностранной прессы. Все они съехались сюда, чтобы в фотографиях и репортажах увековечить память о суде народов всего мира над теми, кто бросил человечество в пучину кровавой бойни. Я встретил здесь многих коллег по берлинским пресс-конференциям. Одни из них с возмущением говорили о наглом поведении бывших нацистских лидеров — теперешних подсудимых — и о «либеральных» тенденциях в речах некоторых западных судей. Другие, не стесняясь, сетовали на «неумолимость» советского обвинения и в своих корреспонденциях апеллировали из Нюрнберга к мировому общественному мнению, взывая к милосердию в отношении некоторых подсудимых.

Я старался запечатлеть все, что происходит вокруг.

Огромный зал залит искусственным дневным светом. Справа, около стены, возвышался подковообразный стол для главных судей Военного Трибунала от четырех стран — СССР, США, Англии, Франции — и их заместителей. Перед ними — места для секретарей, стенографисток; затем идут ряды для адвокатов в черных и лиловых мантиях. Посередине зала — трибуна для дачи свидетельских показаний. Прямо, у противоположной стены, высоким барьером отгорожены скамьи подсудимых. За стеклянными перегородками сидят многочисленные переводчики. Все кажется торжественно строгим: и облицованные дубом стены, и неподвижно стоящие американские военные полицейские.

Гостевые ложи быстро заполняются. Стоящая у дверей охрана начинает принимать все более строгий, подтянутый вид. Уже заняли свои места утомленные большой работой секретари, стенографистки. Теперь мы ждем, когда откроются двери и в зал введут тех, которые возомнили себя «сверхлюдьми», призванными строить на костях других народов «великую Германию». Это они провозгласили «новую Европу» под господством немецкой расы — людей «чистой крови», диктующих волю всем другим нациям. Это они обрушили на народы Европы свое смертоносное оружие, беспощадно стирая с лица земли Варшаву, Смоленск, Роттердам и другие центры культуры, мирные села и деревни, сжигая и растаскивая народные богатства, уничтожая национальные памятники. Их руки обагрены кровью многих тысяч и тысяч невинных мужчин и женщин, детей и стариков, для уничтожения которых ими изобретались «душегубки» и воздвигались гигантские технически оборудованные печи. Это те, на совести которых миллионы погибших. Это они принесли безутешное горе каждой семье Советской страны.

Если бы, думал я, пустить в этот зал хотя бы малую долю той справедливой ненависти, которую накопил наш народ к этим «сверхчеловекам», она бы, как пламя, испепелила их.

Мои размышления прерываются лязгом оружия стоящей у входа охраны. В зале стихают голоса. Открывается дверь, и вводят преступников. Первым появляется Герман Геринг. Он, как и прежде, нагл и самодоволен и, кажется, сожалеет лишь об одном — об отсутствии в его руке маршальского жезла, которым он так любил играть. За Герингом идут Гесс, Риббентроп, Кейтель, Розенберг и др.

Международному суду преданы 24 главных немецких военных преступника. Но я насчитываю 21. Вспоминаю затем, что один из них, зная заранее, что отсюда ему не выбраться подобру-поздорову, сам принял решение — повесился в начале процесса в камере тюрьмы на полотенце. Это — Роберт Лей, руководитель так называемого «трудового фронта» Германии, главный поставщик трудовых резервов для войны, организатор ввоза в Германию иностранных рабочих из оккупированных немцами государств и областей, создатель системы жесточайшей эксплуатации европейских трудящихся.

Отсутствует также на суде фашистский партийный босс — Борман, начальник партийной канцелярии, фактический руководитель национал-социалистической партии. В последние минуты перед падением Берлина Борман, который находился вместе с «фюрером» в имперской канцелярии, окруженной бушующим пламенем огня, куда-то бесследно исчез.

Кроме Лея и Бормана нет Круппа фон Болена. И я вспомнил при этом свою поездку по Руру в мае 1940 года. Я видел тогда, как бережливо относились англичане во время своих воздушных налетов на Рурскую область к заводам Круппа. После всего этого разве удивительно, что в зале суда отсутствовал известный всему миру владелец военных заводов Германии Крупп фон Болен. Он предусмотрительно «занемог», и его дело по настоянию западных судей было отложено.

Сидящие на скамье подсудимых в свое время считали себя «маленькими фюрерами» и тайно надеялись, что и их звезда может еще ярче засиять, когда не станет главного. Сколько трусости, низменности проявили эти представители «элиты», когда почувствовали неминуемый крах своего господства. Все они начали действовать по принципу «спасайся, кто может». Как крысы с тонущего корабля, бежали некоторые из них на Запад, надеясь там найти спасение и приют.

Палач Генрих Гиммлер с чужим паспортом и черным наглазником очутился на Рейне, настаивая перед западными державами на признании за ним права формировать новое германское правительство для подписания договора о мире. Обнаруженные при нем деньги составляли кругленькую сумму в 1 млн. долл. в валюте самых различных государств. Увидев крушение своих надежд на признание за ним права выступать в качестве нового правителя Германии, Гиммлер проглотил заделанную между зубами ампулу с ядом.

Геринг спрятался где-то в Баварии, объявив себя правителем Германии, несмотря на проклятия и крики об измене, раздававшиеся из имперской канцелярии по его адресу. Направившись затем к американским войскам в плен после неудачной попытки возглавить «рейх», этот «верный столп нацизма», как его называли в правящих кругах Германии, захватил с собой туго набитый драгоценностями саквояж; за ним следовало 17 грузовиков с личным имуществом.

Специалист по подготовке и организации международных авантюр министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп незадолго до падения режима предусмотрительно продал свои семь владений, а затем бежал в Гамбург. Англичане при обыске обнаружили в его белье сотни тысяч марок.

Из всей правящей клики, пожалуй, лишь Геббельс оставался приверженным воле «фюрера», находился с ним до последних минут трагической развязки, разыгравшейся в убежище рейхсканцелярии, и принял одинаковое с Гитлером решение — покончил жизнь самоубийством.

Каждый из сидящих на скамье подсудимых старался состязаться перед Гитлером в жестокости, варварстве и подлости, в слепом, фанатичном преклонении перед ним и беспрекословном следовании за ним; его преступные планы и идеи стали содержанием их собственного бытия; милитаризм и расизм Гитлера стали их призванием. Поэтому трудно их было уже отличить от Гитлера, они составляли единство, сливались с ним, разделяя в равной мере всю ответственность за совершенные преступления. В какой-то книге я прочитал высказывание о том, что марионетки легко превращаются в висельников; веревка всегда с ними. Теперь эта веревка должна была обвить шею преступников, чтобы не дать им больше отравлять мир своим ядовитым дыханием.