Федор Кони - История Фридриха Великого

Замок здешний -- настоящий храм чудес! Превосходный стол, чудесное вино, прелестные женщины, отличная музыка, упоительные праздники и все волшебство искусств и наук соединено здесь, чтобы обворожить человека и дать новую прелесть жизни". {90}

Автор этих записок забыл упомянуть об одном из главнейших удовольствий замка Рейнсберга -- о великолепных придворных спектаклях.

Спектакли эти составлялись из людей, окружавших принца и его придворных дам. Он сам принимал в них участие. На сцене ставились только произведения Расина и Вольтера. Принц играл в "Митридате" Расина главную роль, а в вольтеровом "Эдипе" -- Филоктета. Тут показал он удивительный трагический талант, много воодушевления и чувства. {91}

Сам замок в то время получил особенное поэтическое значение. Издревле велось предание, которое подтверждали многие антиквары, что настоящее название замка не Рейнсберг, а Ремусберг. По древним преданиям Ремус или Рем, брат Ромула, после основания Рима был изгнан своим братом, удалился на островок Ремус, находящийся посреди озера, и тут основал новое царство. Древние мраморные саркофаги, отрытые на острове, подали повод к такому предположению. При Фридрихе старинное сказание снова ожило: два итальянских монаха, вследствие найденной ими латинской летописи, явились на остров отыскивать могилу римского героя. Многие древности, найденные при этом на острове, придавали их предположению вид правдоподобия. Тогдашние критики (такие же хитрецы, как и нынешние), зная, что это открытие доставляет удовольствие Фридриху, не пускались в слишком резкие опровержения этой басни -- и замок стал называться Ремусбергом.

Фридрих до того увлекся поэтической стороной открытия, что начал даже близких к себе людей называть римскими именами. Так, например, Кейзерлинга он прозвал Цезарионом, Иордана -- Тиндалом и т.д.

Поэтическое направление его духа еще больше обнаружилось в том, что он вздумал основать рыцарский орден, заключавший в себе всех близких и дальних друзей его.

Патроном ордена был избран Баярд, герой французской истории. Эмблему его составлял лавровый венок, на котором лежал меч с известным девизом Баярда: "Без страха и упрека". Гроссмейстером ордена был сделан Фуке, тот самый, который впоследствии, между героями Фридрихова царствования занял такое почетное место. Только двенадцать членов составляли орден. Обет их был: доблесть душевная, храбрость воинская и слава вождя. Рыцари носили кольца, в виде согнутого меча, с надписью:

"Да здравствует, кто не сдается!"

Члены ордена получили особенные прозвища: Фуке назывался Целомудренным, Фридрих -- Постоянным, герцог Вильгельм Баварский -- Золотым колчаном.

То же поэтическое направление вместе с неизъяснимой любознательностью побудили Фридриха вступить в братство вольных {92} каменщиков. Он был принят в 1738 году -- с соблюдением всех таинственных обрядов общества.

Большую часть времени Фридрих посвящал занятиям серьезным и учению. Он старался пользоваться свободой своей теперешней жизни. Беспрестанно был он углублен в чтение творений классических писателей древности и, в особенности, историков.

Прочие науки его также интересовали, и он старался входить в переписку с известнейшими учеными того времени, с естествоиспытателями, богословами, философами и докторами. Чтобы ближе ознакомиться с политикой своего века и с военным искусством, он постоянно переписывался с Грумбковым и князем Леопольдом Ангальт-Дессауским.

Особенно его занимали главные философские идеи: общие права человечества, отношение конечного к бесконечному, временного к вечности, созданного к создателю, человека к Богу.

Для этого он заводил знакомство и связи с умнейшими проповедниками в Германии.

В 1736 году он слушал проповедь Бособра в Берлине, которая привела его в совершенный восторг. Он тотчас же пожелал сблизиться с Бособром и пригласил его к себе. Беседа с почтенным старцем очень увлекла его.

При прощании он обещал проповеднику взять его старшего сына к себе на воспитание. Вскоре потом Бособр умер, и Фридрих свято сдержал данное слово. {93}

Что казалось ему непонятным в богословии, Фридрих старался пояснить себе нравственной философией. В то время первое место между мыслителями занимал Вольф, выгнанный Фридрихом-Вильгельмом из Галле. Друзья указали Фридриху на Вольфа. Он велел перевести на французский язык его "Логику", "Нравственную философию" и "Метафизику".

Из этих-то источников получило направление его духовное бытие, которое впоследствии постоянно оставалось верным первым убеждениям.

Но природа создала Фридриха для деятельности политической, и потому он скоро должен был оставить для нее поприще своих философских исследований. Однако все его сочинения, не исторического содержания, трактуют о предметах исключительно философских.

Особенную привязанность Фридриха приобрел человек, который тогда стал во главе французских мыслителей и необычайной {94} энергией и силой души своей разливал новый свет над Европой: это был Вольтер.

Великое влияние Вольтера на современные умы, конечно, покоилось не на глубине знания, и еще менее на пламени вдохновения. Он купил себе первенство в ученом мире беспрерывной борьбой с идеями века, которые побеждал оружием мысли или насмешки. Он зажег факел истины и здравого смысла в темном царстве предрассудков и заблуждений; он выигрывал гибкостью своего ума и таланта, который с равной силой проявлялся во всех областях наук, искусств и беллетристики. Он сумел приблизить новые свои идеи к понятиям толпы, облекал их в остроумие и всю роскошь колорита, которая требовалась духом времени.

Все, что он писал, носило на себе печать практической жизни.

Фридрих с восхищением читал творения Вольтера. Наконец, в 1736 году он письменно обратился к сорокатрехлетнему автору с предложением своей царской дружбы. Между ними завязалась переписка, которая продолжалась сорок два года, до самой смерти Вольтера.

Фридрих слепо был предан Вольтеру. О портрете его, который висел у него в библиотеке над письменным столом, он говорил: "Эта картина, как Мемноново изображение, звучит под блеском солнца и оживляет дух того, кто только на нее взглянет".

Фридрих намеревался сделать роскошное издание "Генриады" Вольтера и украсить ее картинками Кнобельсдорфа. Но намерение его не исполнилось.