Коллектив авторов - Девушки на выданье. Бал дебютанток

Случайно нас судьба свела.

Я приехала к тетушке на дачу. Было много гостей. Я взошла, и юноша, сидевший у окна, встал и поклонился мне. Я отвечала наклонением головы довольно гордо и холодно. Я немного была не в духе. Общество было не для меня, скучное и низкое. Я села возле двоюродной сестры и рассматривала варшавские башмаки, но все невольно взглядывала на незнакомца и спрашивала, кто такой, молчаливый этот гость. Никто не мог сказать, кто он. А я? Я поглядывала: он строен, велик ростом, но куда проста его физиономия, думала я. Мы пошли обедать, я забыла о незнакомце, он обедал в другой комнате. Потом, наскучив обществом, взяла я руку Софьи Б. и пошли с ней гулять по одной существующей аллее сада. Поворотив назад по ней, увидела я идущего к нам навстречу молодого казака. Мундир не казаков донских привлек к себе с первого взгляда мое внимание, потом и ловкий стан юноши, странное молчаливое обхождение, сопряженное с ужасною учтивостью к старикам и дамам – все заставляло меня невольно желать знать, кто он. Он поравнялся с нами и снял казацкий кивер; еще странность: молодые люди редко это делают. Он прошел, и я сказала Софье, засмеявшись: «Вот какой философ, ходит один». «Не смейся над ним, он очень интересен». Я поняла. «Ах, ради Бога, позовите его». Он сей час воротился. Мы стали говорить, чувство горя заставило меня заплакать. Как странно посмотрел он на меня! Мне стало стыдно, я покраснела. Но пылкость его рассказа, чувства благородные, изъявляемые во всех его мнениях, – все заставило меня забыть, что я вижу его в первый раз. Я сама пылкого нрава, и желание спасти его заставило меня давать ему советы. Он смотрел пристально и выразительно; как тогда переменилось его лицо, как умны сделались глаза его, вся прелестная душа его была видна в них! Он слушал меня с некоторым удивлением. Я опомнилась и боялась показаться странною и глупою, но он лучше умел понять меня, нежели я разобрать его тогдашние мысли. «Не рассказывайте это никому, – сказала я умоляющим голосом, – вам может быть худо». – «Так что же, у меня душа чиста, я ничего не сделал недостойного». – «У вас есть родные», – был пылкий мой ответ. – «Да, отец». – «Так ежели не для себя, то для него поберегите себя». Он казался тронутым. В то время подошла к нам m-lle Г. Я сейчас переменила разговор. «Пойдемте, – сказала я ему, – я покажу вам лошадь, на которой езжу; она горской породы, и вы, верно, скажете мне, хороша она или нет». Отделавшись так от несносной Г., я подошла к Алексею и шепнула ему секрет наш, он подошел, я представила его моему герою. После подвела к матушке и отцу; они позвали его к нам, и он принял наше приглашение и обещал быть у Алексея. Через несколько дней он и приехал к нам на дачу. Остался на несколько дней, подружился и с этой минуты сделался почти сыном дома и моим другом. <���изображение руки>

<���Воскресенье> 3 °Сентября. <1828>

Боже мой, какая радость! Вчера приехали Папинька и брат, и вот их хорошие и худые новости: 1) что с них сняли цепи [63] Речь идет о декабристах, находившихся на каторге. , и потому, приехавши в город, я исполнила желание сердца моего и иду служить неведомо никому благодарный молебен; 2) что Муравьев, Александр Николаевич, сделан начальником в Иркутске. Все чувства радости проснулись в душе моей! Они свободны хоть телом, думала я, и эта мысль услаждала горе знать их далеко и в заточении. Но, увы, жалея об них, горюя об ужасной участи, не могу не признаться, что рука Всевышнего карает их за многие дурные намерения. Освободить родину прекрасно, но проливать реками родную кровь есть первейшее из преступлений. Быть честным человеком, служить бескорыстно, облегчать несчастья, пожертвовать всем для пользы общей, сделать счастливыми тех, кто под властью твоей, и понемногу приучать народ необразованный и пылкий к мысли свободы, но свободы благоразумной, а не безграничной, – вот истинный гражданин, вот сын отечества, достойный носить имя славное, имя русского. Но тот, кто, увлекаясь пылкостью воображения, желает дать свободу людям, не понимающим силы слова сего, а воображающим, что она состоит в неограниченном удовлетворении страстей и корыстолюбия; тот, наконец, который для собственного величия и ослепляя себя мнимым желанием добра решается предать родину междоусобиям, грабежу, неистовству и всем ужасам бунта и под именем блага будущих поколений хочет возвыситься на развалинах собственного края, тот не должен носить священного имени, и одно только сострадание к его заблуждениям – вот все, что может он желать и получить от общества граждан.

Портрет А. С. Пушкина.

О. А. Кипренского. 1827 г.

Свобода народа есть желание сильнейшее души моей, но вот в чем оно заключается. Сначала запрети однажды навсегда явную и тайную продажу людей, позволяй мужикам откупаться на волю за условленную цену. Тогда тот, кто понимает силу слова сего, сам откупится. Я не прошу дать вдруг свободу всей России, они не могут понимать, что она состоит только в свободном пропуске из одного края в другой и что кроме собственной своей души и семейства и принадлежащих им домашних вещей они ничего не имеют и что все земли должны остаться за владельцами. Еще дай честное и бескорыстное управление внутренней части государства, ограничь лихоимство, позволь последнему нищему жаловаться на богатого вельможу, суди их публично и отдавай справедливость по установленным однажды и навсегда законам. Чтоб указ один не противоречил другому, чтоб, подписанный однажды, он навсегда сохранил свою силу и точность. Вот в чем состоит счастье России, и вот что всякая душа желать должна, а не той неограниченной и пустой детской конституции (имя которой, не говоря об самом уложении, едва ли третья часть людей понимает), которую хотели нам дать 14 числа.

(Плохие новости пришли из армии. И первая страшна, но вторая просто ужасна. Бедный генерал Дурнов был убит [64] Дурново Николай Дмитриевич (1792–1828), сын обер-гофмейстера Дмитрия Николаевича Дурново (1769–1834), впоследствии (с 1830) петербургского губернского предводителя дворянства и Марии Никитичны, рожд. Демидовой; генерал-майор. , когда поднимал свои войска в атаку. Несчастные его добрые родители! Мы с ними встречались, они были так добры ко мне. Я, право, не знаю, как бедная его маменька сможет перенести этот ужасный удар. Дай Бог ей сил вынести это! Другая новость еще страшнее, ибо это весть о гибели не одного, а множества людей. Она хуже, чем сама смерть. <���Л.-гв.> Егерский полк бежал под натиском турок. Их генерал, два полковника и 10 офицеров убиты, и весь полк был бы истреблен, если б не армейская пехота, которая своей доблестью заставила турок отступить. О боже! Какой стыд! Гвардейский полк, бегущий от врага!